Эйнштейна, – как бы отвечая на мой вопрос, сказал Сталин, – там говорится о времени, пространстве и скорости. Нужная и очень интересная теория! Я там вычитал то, мимо чего проходили как последователи этой теории, так и ее противники. Не буду вдаваться в подробности, скажу лишь, что Эйнштейн прав, когда говорит об одновременном существовании прошлого, настоящего и будущего. Короче, все перемешано в этом мире. А коли так, то все становится легко объяснимым и понятным: и товарищ Сталин в начале двадцать первого века, и кабинет этот, и Кремль из окна вашей арбатской квартиры, и многое другое… Мне кажется, не так уж это все и сложно. В конце концов, это та же наука… А вы оказались, как говорится, в нужное время в нужном месте: вовремя уснули и, что самое главное, вовремя и правильно проснулись, став, согласен, сами того не подозревая, живым инструментом материализации-реинкарнации, инициированной в соответствии с нашим замыслом. Конечно, можно было возиться с лабораторными колбами и пробирками, решая вопросы клонирования в научном смысле, но это слишком долгий и нудный путь, да еще с непредсказуемым результатом… Он нам не подходит. Впрочем, пусть ученые экспериментируют. Не будем им мешать. Мы же пошли другим путем. И, как видите, успешным. Из миллионов вероятных претендентов подошла ваша кандидатура. Почему? Не скажу… Это государственная тайна. Скажу только, что искали очень долго… Но как бы то ни было, я снова здесь! С моим советским народом. Вы довольны, что все разъяснилось? Был бы рад получить утвердительный ответ.
Я намеревался сказать, что материализация содеялась помимо моего желания, но промолчал. Будь на то моя воля…
Не дождавшись ответа, Сталин недоуменно пожал плечами.
У меня острое зрение. Скосив глаза, я увидел лежащий на столе подписанный Сталиным «Указ о награждении Великого князя Киевского товарища Владимира Всеволодовича Мономаха орденом Ленина за особо выдающиеся заслуги в революционном движении, трудовой деятельности, защите социалистического Отечества, развитии дружбы и сотрудничества между народами (посмертно)».
У меня круги поплыли перед глазами. Он бы еще его медалью «За боевые заслуги» наградил, подумал я.
– Итак, вы свое дело свершили: материализовали, – вождь засопел погасшей трубкой. Теперь он стоял возле своего громадного стола и, сердясь, давил большим пальцем какую-то кнопку.
– Э-э-э, черт бы их всех подрал! Не знаете, куда подевался Поскребышев?
Я отрицательно помотал головой.
– А Клим… Ворошилов, то есть?
Я пожал плечами.
– А Лаврентий?
– ?!..
– А Никита?
– Он же в Украине!
– Кто вас учил русскому языку? Не в Украине, а на Украине!
– Сейчас все так говорят, хотя мне самому не нравится.
– Ладно. Так все-таки, где Хрущев?
– Если не на Украине, то на Новодевичьем…
– На Новодевичьем?
