– Эли…
Она вбежала в комнату. Папа свесил голову с кровати, его трясло.
– Холодно…
Она накрыла его теплым одеялом, которое удалось достать с большим трудом.
– Нет, – он судорожно скинул его с себя. – В такой час – такой грех!
Эли подняла одеяло, собрала в комок и с обидой взглянула на отца.
– Тебе же станет лучше.
– Унеси немедленно, дочь. Чтобы глаза Богини не видели!
Папа закашлялся и вдруг закричал во весь голос от приступа острой боли. Скрючился, схватился за живот, его вырвало.
– Папа! Пожалуйста, держись.
Несколько долгих минут он мучился, стонал. Все это время Эли сжимала его руку и плакала, молясь о том, чтобы Богиня сохранила ему жизнь.
Вскоре боль утихла. Он выпил лекарство.
– Я видел его… видел Оазис… Он так прекрасен – точно, как говорит Агроном. И там была мама, улыбалась мне и звала к себе, – он говорил отчужденно, будто в полусне.
– Пап, я хочу, чтобы ты выздоровел.
– Если Богиня решила, что мое время пришло – так тому и быть.
– А как же я? – Эли снова расплакалась.
– Агроном заботится обо всех.
– Но я хочу, чтобы ты обо мне заботился, как раньше.
Его рука легла на ее ладонь, сдавила насколько хватало сил.
– Доверься воли Богини. Она никогда не ошибается.
– Пап, – осторожно сказала Эли. – А если бы ты все—таки мог вылечиться… В Кремле есть доктор, который мог бы тебе сделать операцию. Ты выздоровеешь. Это же так здорово, правда?
Он окатил ее таким пронзительно—недоверчивым взглядом, что у нее похолодело внутри.
– Кто тебе об этом рассказал?
Она пожала плечами.
– Слышала разговоры людей.
Эли не могла поведать ему о Витьке. Папа пришел бы в ярость, узнав, что с ней общался падший во грехе чужеземец, тем более после того, что случилось с Базиликой. А если она расскажет, что Витька знает ее настоящее имя, папу точно хватит удар.
– Я бы на твоем месте сообщил жрецам о тех, кто распространяет подобный вздор. Выпороть их на площади, чтобы неповадно было остальным. Ишь, проклятые варвары, чего удумали, в тело бренное руки свои грязные пихать. Забыли, чем это закончилось однажды. Если бы они тогда послушали Агронома, не случился бы апокалипсис…
Папа закашлялся. Его снова скрутил приступ боли.
– Разве ты не хочешь поправиться? – взмолилась Эли. – Я… не смогу одна.
– Ты не будешь одна, – на его измученном лице появилась