Особое внимание он уделял сдержанности и силе. Силе, которая не доступна глазу человека, это нечто большее, чем уверенность, но и не наглая развязность.
– Понимаешь, – наставлял Теодор у тёплого камина в летнем домике, – когда человек уверен истинно и фальшивит, то это сразу видно. Твоя задача -перестать бояться людей, но и не пугать их самому. Не стесняйся и проси то, что хочешь – не жди, пока с неба пойдёт золотой дождь. Да и веди себя достойно, мы с Агнес стареем, поэтому не заставляй нас переживать, мы тебя любим как родного сына. Всё, что ты будешь вытворять со своими друзьями, останется за дверьми нашего дома, не отрицай это сейчас, тебе ещё девять лет. Смотри, видишь этот огонь, вскоре он потухнет, и придётся подбросить ещё полено, чтобы поддержать тепло в доме. Постарайся стать огнём.
Также предметом его нравоучений становилась не раз тактичность, хоть сам он её не придерживался, но наказывал мне её вечно. Вообще манера речи его была странной: много метафор, высказываний других людей, чаще поэтов. Но беседы с ним шли легко, а особенно перед сном, когда этот тихий и медленный тембр. Колыбельные я уже перерос, но для жизненных историй я был в самый раз. Как же сладко спалось десятилетнему юноше в гостях у любимой Агнес. Поразительно было то, что они ни разу не упомянули Чарльза, их сына, убежавшего на войну совсем мальчишкой вслед за отцом. Спустя 2 года маленького героя нашли мёртвым с автоматом в руке, который, как казалось, весил больше него самого. Середина 1944 года, ему вот-вот должно было исполниться 14 лет. Узнал я это занимаясь архивами в своё время, там же были снимки его тощего тела, оно мало чем отличалось от тел других бойцов отряда, такое же изуродованное пулями и испачканное илом. Он шёл умирать, превосходно это понимая, но в первую очередь он шёл за отцом.
Глава 8
– Да, по- настоящему ужасное зрелище, – прервал его Ипатий.
– Всё давно позади, те жертвы – пример того, чего нельзя допустить в будущем.
– Я так понимаю, сейчас ты будешь говорить обо всей своей жизни?
– Именно так, ты ведь сам этого хотел, Ипатий. Слушай и чего почерпнёшь, может.
Моим героям предстоят ещё очень долгие беседы; один рассказчик, один слушатель – всё очень задушевно и интимно. Пока Гурий рассказывает свои детские истории Ипатию, мы с тобой поговорим отдельно – так же интимно и очень задушевно. А истории эти тебе будут не столь интересны. Почему? Да потому что я так решил: ну, чего, у тебя своего детства, что ли, не было – такое же озорное, беззаботное. Одна структура.
Вот что поинтереснее есть: пища для ума. Как-то иду я зимним вечером по улице: вышел проветрить мысли, настроение было мерзопакостное, как следует не оделся. К этому времени опустился такой мороз, что стоило вытащить руку из