– Вот-вот, именно это я и имею в виду. Тебе наплевать! Наплевать, что девочка всю жизнь проведет за решеткой? По мне, так лучше бы они убили бы ее сразу.
Я чуть не задохнулся:
– Ты третий день только и твердишь, какая она душечка-бедняжечка, будто это кто-то другой совершил за нее хладнокровное и ничем не мотивированное убийство. Бр-р-р-р… Мне кажется, со стороны американского общества было малообоснованной гуманностью не отправить ее сразу же на электрический стул.
– Брось… Сколько ей тогда было? Девятнадцать? Двадцать? Двадцать один? Что можно соображать в двадцать один год?
– По-моему даже дошкольник знает, что убийство – самое тяжкое из преступлений.
Он хмуро и как-то обреченно всплеснул руками:
– Как, однако, все у тебя просто… Убил, наказан, привет.
– А разве не так?
– Конечно не так. Конечно, не так! Ну тебе вот, положим, легко. Ты сам себе хозяин. Сегодня здесь – завтра там. Сегодня с блондинкой, завтра – с брюнеткой. Сегодня в одном журнале печатаешься, завтра во втором, послезавтра – в третьем. Я, к примеру, так не могу.
– И?..
– А ты знаешь, как иногда хочется от всего этого избавиться? Просто пожить как душа просит. Стихи пописать, романчик покрутить. Со студенточкой, с парикмахершей, а то и просто с продавщицей. Продавщицы знаешь какие бывают – дух захватывает.
Он грустно улыбнулся. Я глядел на него во все глаза. Вот уж с кем у меня не вязался подобный образ мыслей, так это с Русликом.
– А не смей! Сразу начнется: развод, алименты, детей, подлец, бросил… Отец, к примеру, вообще потом на порог не пустит. А я, может, поэтом мог бы стать, а не пустячные статейки пописывать…
– Ну, батько, где ж ты раньше-то был?
– Раньше, раньше… Жизнь-то меняется… Ну, да мы вообще-то не про меня. Мне-то как-раз грех жаловаться: жена-красавица, дети-умницы – не жизнь, а малина. А девочка эта? Выскочила замуж ни свет ни заря. Молодо-зелено, гормоны играют, хочется любви, свободы, романтики всякой… Секса хочется. Сами что ль не знаем? Все такими были. Тем более – парень видный, спортсмен, красавец. Много ли ей в двадцать лет надо?
– Ага, а как поняла, почем фунт лиха – красавца своего в расход и снова скакать стрекозой?
– Не передергивай. Поняла, что ошиблась. Кто не ошибается?
– Если из-за каждой ошибки травить мужа ядом – скоро одни бабы на планете останутся.
Руслан поморщился.
– И что ей делать? Ты, Игореша, поставь-ка себя на ее место. Родители против категорически. Подружки смеются и заключают пари, как скоро он тебя бросит. Профессора смотрят искоса. Обидно.
Ладно. Проявила характер, настояла, вышла замуж. И тут на тебе – такая оказия. И он, оказывается, не принц, и ты – не Золушка, и феи рядом тоже нету.
– На этот случай умные люди придумали разводы.
– Разводы? А ты представляешь, какое это позорище в двадцать-то лет? Это для тебя развод – абстракция, а для нее – наичистейшая, знаешь ли, конкретика. Пробивал-пробивал значит лбом стену, а потом – бац и все зря. Да что говорить, в ее