– Неужели я действительно так безнадежен?
– У тебя мыслишки рядового обывателя, который, в большинстве своем, безнадежный идиот, думающий, что журналист – это поставщик фактов.
– А это не так?
– Нет. Совсем не так, – шеф открыл пачку сигарет, вынул одну из них и задумчиво уставился на нее. – К черту факты! Кому они нужны? Правдивой журналистики вообще не бывает. Это придумано, я даже не знаю кем, чтобы морочить людям голову. Более того, вопреки распространенному мнению правда никому не интересна.
– Звучит цинично.
– Почему цинично? Правда per se[7] всегда прямолинейна, а это лишает образы всякого смысла, – шеф нагнулся, чтобы прикурить, огонек зажигалки высветил мясистые складки его подбородка и заискрился в гранях драгоценных камней запонок. – Но я не возражаю и против цинизма, если он позволяет увеличить продажи.
– Ты тоже так думаешь? – Фред посмотрел на Вивиан и подмигнул.
Вивиан не хотелось ввязываться в глупый спор.
– Реальная жизнь богаче вымысла, – лениво ответила она. – Но в ней много повседневности и нет интриги. Интригу приходится выдумывать.
– Теперь я понял, почему из всей неправды у тебя самая волнующая ложь. Глянцевые грезы вперемешку с кошмарным сном, – не унимался Фред.
– Ты понял меня слишком буквально, – Вивиан на секунду закрыла глаза и представила себя в гостинице на широкой мягкой кровати.
Шеф потянулся к Вивиан через стол и положил ладонь на ее руку.
– Никто в военной журналистике не пишет лучше тебя. Читатель словно бродит по глухим и бесконечным коридорам валлийского замка. Волнующий натурализм, тягучее и мучительное ожидание. Страх смерти сливается с окружающим миром и становится чувственным удовольствием. И главное, – он нежно погладил Вивиан по руке, – главное: никто не спрашивает, было ли все это на самом деле.
Вивиан улыбнулась и убрала руку.
– Кому мы адресуем свой журнал? – шеф уставился на Фреда как на студента, провалившего экзамен.
– Дуракам и лохушкам.
– Нет. Наш читатель живет в уютном мире и хочет, чтобы ему пощекотали нервы, – шеф взял бокал и закрутил темно-бордовую, чуть маслянистую жидкость воронкой, от которой вино растеклось по стенкам, оставив на них красные подтеки. – Можно заменить настоящие страхи игрой, привидениями, вампирами, маньяками, прочей нечистью. Многие журналы так и делают. Выстраивают дощатый павильон надо рвом с крокодилами. Кого этим напугаешь? Никого. Должно быть по-настоящему страшно. Надо так показать разорванную снарядом задницу, чтобы хотелось пощупать свою. Все ли на месте, – он втянул аромат вина крупными, хищными ноздрями и с удовольствием отпил пару глотков. – Эстетика страха, желание испытать все его волнующие оттенки – это наркотик, особенно для тех, кто живет в стране, где ничего не происходит.
– Но согласитесь, что все экстремальные журналисты – стервятники, – Фред задиристо повернулся