Может, его место вообще не здесь, на земле, а где-нибудь на другой окраине Млечного Пути. Или за туманностью Андромеды…
Они подошли к своему дому. Темная громада старого здания с двумя арками по бокам напоминала старинную крепость. Входная дверь висела на одной петле. Тусклая лампочка над ней создавала синеватый полумрак. На лестничной клетке пахло кошками.
Поднимаясь по лестнице, Марсо сморщила нос и устало сказала:
– Ты хочешь, чтобы этот запах преследовал нас всю жизнь.
– Для того, чтобы отремонтировать лестничную клетку, необязательно разрушать страну.
– Похоже, что обязательно.
Ленинград. 23 февраля 1990 года
Радости от возвращения не было.
Виктор подумал, что в мире нет ничего более тоскливого, чем безмолвие старого питерского двора в зимний февральский вечер.
Падал снег, расчерчивая черное небо чистыми, белыми линиями.
Он задрал голову и подставил лицо падающим сверху снежинкам. Светящиеся окна этажей уходили вверх, словно огоньки святого Эльма на мачтах призрачных кораблей. Еще выше, в темном квадрате неба, медленно кружила чайка.
Мимо него, разбрасывая мокрый снег, проехала машина. Свет фар заскользил по квадрату двора, создавая на стенах домов прохладные косые тени, открывая ему что-то очень знакомое и только свое.
Внезапно со стороны улицы раздалась автоматная очередь.
Потом вторая. Пули со знакомым Виктору тошнотворным визгом зарикошетили от стен. Пригнувшись, он вернулся в подворотню и встал за небольшим выступом.
Недалеко от него, на другой стороне улицы, стояла машина. От нее безмятежно шли два человека, вооруженные короткими автоматами. В только что выехавшей со двора машине сидели три неподвижные фигуры. Раздались контрольные выстрелы.
Стоящая на другой стороне улицы машина резко развернулась и, подобрав людей с автоматами, скрылась за поворотом.
На то, что осталось, медленно ложился снег.
Виктор пошел обратно к дому. За скрипучей дверью подъезда было темно. Он пошарил по стене и, найдя выключатель, зажег свет. Голая электрическая лампочка осветила обветшалую желтизну стен и облупившийся свод. Тянуло холодом и безразличием.
Несколько