Автомобили гноились на проспекте, по которому шагал незнакомец. Эпизоды человеческих тел и судеб, разодетые в модные или бедные одежды. Лица с принтами классических эмоций. В то мгновение время перестало играть для него значение и час не имел права быть поздним. Любые ограничения, в том числе временные, были вне закона его настроения. Боль и горечь, которые он ощущал в этот момент не были единственными ощущениями. Не были они и единственными лишь для него. Он с удовольствием утопал в мысли, что то, что произошло с одним человеком – произойдет и с другим. Таков закон преемственности момента. Не он хотел делиться своим страданием. Этого хотела жизнь. То, что пережито одним человеком – будет пережито другим. Счастье одного становится счастьем многих. Боль одного становится болью многих. Жизнь маниакально множит человека, чтобы через бесчисленные вариации тел, характеров и выборов познать саму себя. Молодые студенты увлечены патриотическими песнями, поющимися с кафедры, вгоняющие их сознание в топь иллюзий о выпуклой историчности и национальной логике мира. Учебники пестрят рассказами о великих и могучих полководцах и правителях, создававших и губивших империи. Настоящая история и представление об истории не одно и тоже. Восприятие истории через победы и поражения человеческого духа, через шквал неразборчивого эго – раздутая иллюзия, не более. Настоящая история – это размышление мира о том, как он выглядит на самом деле, каков он внутри, каким ему стоит стать. Все многообразие исторических эпох, сменивших друг друга цивилизаций – творческий поиск жизни самой себя. В этом поиске нет и не может быть подлинного национального значения одних групп перед другими. В конечном счете для жизни не важен народ, язык и культура сама по себе. Это лишь одежды, в которые жизнь одевается, чтобы разглядеть в себе нечто, чего никак не может познать. И что бы о себе ни думал какой-либо народ, нация или раса, их впечатления абсолютно неважны для сосредоточенности жизни в поиске самой себя.
Роскошно и смело бредя по вечернему безлюдному проспекту, таинственный незнакомец все больше терял загадку, распадаясь на больного человека, закутанного в фиолетовую ночь и город, по ландшафту которого он плавно тек, как капля влаги течет по взмокшему бокалу пива в немецком баре, который поджидал нашего героя за углом. Подойдя к узкому как черные матовые створки лифта крыльцу, мужчина потянул на себя массивную дверь, которая на удивление плавно поддалась. На входе его встретила разгоряченная внутренним монологом