Приведя себя в порядок, я вышла в гостиную, где за большим пустым столом, покрытым белоснежной скатертью, уже сидела Эмилия. Интересно, она меня чай пить позвала, а стол пустой. Ждёт, когда я приду?
Сзади послышалось натужное пыхтение, я обернулась… В дверном проёме, ведущем, вероятно, на кухню, показался пузатый самовар. Я думала, что самовар несёт кто-то вроде гнома, но не угадала – огромный ведерный чайник самостоятельно плыл по воздуху, оставляя за собой длинный шлейф из белого пара. Ну, вот тебе и сказка.
Пролетая мимо, самовар презрительно пыхнул паром. Ой, подумаешь, важный какой!
Дзинь! Распахнулись дверцы буфета. Блюдца рванули вперёд, как летающие тарелки, за ними, весело звеня, погнались чашки. Следом, громко звеня, пролетела коробочка с ложками; те толкали друг друга, отвоёвывая пространство, и шумно ругались, оглушая серебристым звоном. Их пыталась урезонить важная пузатая сахарница; придерживая крышку фарфоровыми ручками, она елейным сахарным тоном вещала, что ругаться стыдно и все должны дружить. Хлопнула, открываясь, кухонная дверь; из кухни примчались тарелки с едой.
Я стояла, как дура, смотрела на этот парад-алле, разинув рот. Фея не выдержала, окликнула:
– Ты чего застыла? Садись за стол.
Яркие цветы, которыми была расписана посуда, превратились в глаза, подозрительно уставились на меня, как будто ожидая подвоха. Самовар сверкнул начищенным боком, пыхнул паром и, прищурив резной узор крышки, важно спросил:
– Это та самая?
– Да,– Эмилия кивнула.
Бред какой! Я тряхнула головой, ущипнула себя за руку. Нет, не сплю. Хозяйка дома, следившая за моими манёврами, сказала:
– Я же говорила, что я – фея. Или ты до сих пор не веришь?
– Это ради меня такой цирк? Или вы каждый день представления даёте? – я осторожно села на стул. Если тут посуда летает, то стулья вполне могут бегать, а стол брыкаться.
Эмилия оглядела стол, крикнула в сторону кухни:
– Чайник, тебе особое приглашение требуется?
– Не заварено! – донеслось из кухни ворчливое.
Ожидая появления чайника, я украдкой разглядывала фею в свете дня. Эмилия была красивой, но за собой следила плохо: овал лица, несмотря на молодость, уже слегка поплыл, рукам не помешал бы маникюр, да и дурацкий парик с буклями в три ряда фею отнюдь не красил. Впрочем, внешность, подпорченная модой, была не самой важной частью облика феи.
Эмилия была странной, и это пугало. На вид я бы не дала ей больше двадцати пяти, но фея казалась древней как пирамиды. В глазах ни следа от молодого задора, только дикая тоска, которая нападает, когда приходится по сотому разу пересматривать очень скучное кино.
Минут через пять из кухни показался чайник, укутанный полотенцем, как тюрбаном. Подлетев к столу, ворчун притормозил, выбирая место для посадки; чашки и блюдца почтительно расступились, освобождая взлётно-посадочную полосу. Чайник грузно плюхнулся на стол, строго глянул на меня расписным своим узором.
Эмилия