– Жаль, только поздно я спохватилася, – проскрипела севшим, дрожащим голосом старушка. – Знала бы где упаду – солому бы постелила…
Разгоняя тоскливые мысли, в дверь постучали. Требовательно, излишне жизнерадостно. Не успела женщина и рта раскрыть, как тут же прозвенел знакомый голос:
– Сания апа! Сания апа!
– Проходи, Зейнап! Дома я!
– Ой, еле до тебя добралась. Думала не успею, так завтра загляну, – убирая со лба непослушные пряди волос, почтальон прошла на кухоньку. Попутно, она начала копаться в сумке, что свисала с тонкого плеча. – Вот тебе тут письмо пришло. От какого-то незнакомого мужчины.
– От незнакомого? – нахмурилась старушка. Десять лет ни единой весточки не получила, а тут письмо – подозрительное. – Прочти мне его, Зейнап. Сама не осилю.
Почтальону только это и надо. Разрывая конверт нетерпеливыми, проворными пальцами, она наконец выудила на свет сложенный вдвое листок бумаги.
– «Здравствуйте, уважаемая Сания Ильгамовна! – начала читать Зейнап. – Меня зовут Александр Шашурин и пишу я вам из колонии в Оренбурге…» Эстэгыфируллаа!! – голос почтальона дрогнул.
– Читай дальше, не останавливайся, – тихо произнесла старушка, а у самой где-то в сердце кольнуло. Словно невидимая рука иголкой коснулась.
С каждой строчкой боль всё усиливалась, грудь горела как от укуса дюжины пчёл. Терпеть её Сания Ильгамовна более не могла. Благо корвалол был тут же, на столе, в жестяной коробке из-под печенья, вместе с другими лекарствами.
Зейнап тоже вся побледнела. Алый румянец, недавно красовавшийся на пухлых щеках, вмиг вылинял.
– « … Две недели назад сына вашего схоронили. Недалеко, на территории тюрьмы. И я решил: вы, как мать, должны знать что случилось с Фуадом. Почему он не передавал вам вестей от себя. Он был честным, хорошим человеком, всегда переживал о вас… ».
Так вот что случилось с моим младшеньким… Целых десять лет я гадала, покоя не находила, просила отыскать сыночка. А тут судьба вон чего сготовила …
Сания Ильгамовна уже не слышала слов утешения Зейнап, не чувствовала её рук на своих дряхлых, костлявых плечах. Все мысли старушки крутились вокруг её детей. В душе она рыдала горючими слезами, в то время как глаза оставались сухими и неподвижными.
Нет, не могла пожилая мать поверить, что сын встал на кривую дорожку! Только не по своей воле! Наверное его обманули, втянули в чёрное дело. Вот ведь и Александр ага пишет, что подставили Фуада, что за убийство человека наказан лишь её сын…
Ах, Фуад…
В детстве он жалел каждую случайно раздавленную букашку, каждую живность, которой была уготована участь пищи на их столе. Когда забивали барашка или телёнка, Фуад со слезами на глазах убегал домой. Там он прятался часами в углу, за печкой. Не разговаривая от обиды, упорно молчал –