с утра до вечера идет.
Любая пьеса – это соло.
Выходит на поверхность крот.
Вытаскивает полморковки,
ее грызет перед людьми.
Устал Пике стоять на бровке.
Он произносит черт возьми.
Ему охота защищаться
от Пиросмани и Дали.
Несут корейцы и китайцы
моря и реки всей земли.
А океаны мимо цели
бушуют, стонут и текут.
Играет Бродский на свирели
и подтверждает свой статут.
Ну а позднее ест картошку,
пока проносится меж крыш:
старик – собака, взрослый – кошка,
ну а ребенок – это мышь.
* * *
Заболел и расквитался Томми
со своею молодостью так,
что остался одиноким в доме.
Не побил на ринге он пустяк.
Не сломались Мерсер или Льюис.
Проиграл им Томми напролом,
и болезни все к нему вернулись.
Он водил девчонок в водоем.
В ресторан, в постель, в кафе и в космос.
Целовал им киски и лицо.
Оставлял на их вагинах роспись.
Томми – это валенки, крыльцо.
Дед Егор, махорка и Некрасов.
В остальном – прекрасный самый бокс
из Камазов, Зилов, Татр и Кразов.
Вечерами – посиделки, кокс.
Сто друзей, подруг и рестораны
то в начале, то в конце себя.
Томми пил или курил кальяны,
жизнь свою к закату торопя.
Уводя ее прямолинейно
в города с названиями ВИЧ,
Пиццерия, Почта и Кофейня.
В их чертах бросал и делал спич.
Выгонял пастись в желудок виски.
Ну а в прочем – бился до конца
с мириадом шлюх и проституток.
Не носил ни фиксы, ни кольца.
Не искал себе защиты в боге.
Выходил в открытое пике.
Голова, плюс руки и плюс ноги —
это в сумме пальцы на руке.
* * *
Смотри – как ярко светят звезды!
Как будто суку кобели
зализывают жадно, слезно.
Моей открытости внемли.
И протяни навстречу руку.
Ее к груди своей прижму,
чтоб были мы вдвоем друг с другом.
Ты моему дана уму.
Ты моему открыта сердцу.
Позволь тебя поцеловать
и теплотой твоей согреться.
Упасть с тобою на кровать.
Раскрыть тебе свои объятья,
обнять, как остров океан,
лишив доверчивого платья.
Армения, я твой – Тигран.
Твои зрачки я обнимаю
белками сильно и тепло.
Любовь – глухая и немая.
Пускай исчезнет в мире зло.
Пускай телами станут души,
раз голова есть шар земной
с идущей на лице – на суше —
Второю мировой войной.
* * *
В священники ушел однажды Форман.
Там пробыл круглосуточно и в норме
довольно долго или хорошо.
Но срок вернуться в битву подошел,
и