Она еще плохо ориентировалась в таком большом доме. Когда идешь за дворецким или еще кем-то, всегда хуже запоминаешь дорогу, чем если бы разбиралась самостоятельно. Вроде бы, если идти направо и в нужном месте свернуть, можно выйти к главной лестнице, спуститься на первый этаж и поискать кухню. И хотя все заняты приготовлением ужина, можно взять пару яблок или бананов, которые Ро очень любит. Но эта дорога длинная, и девушка не знала, куда свернуть, поэтому решила пойти влево: вдруг там есть кто-то, у кого можно спросить, или боковая лестница, ведущая в правое крыло дворца.
Она шла мимо портретов, следивших за ней умными глазами, с грустью думая, что никогда не достигнет таких успехов в рисовании. Махать шпагой и скакать на лошади получалось у нее гораздо лучше, чем размахивать кистью. Но больше ей не с кем было этим заниматься, поэтому графиня запретила такое времяпрепровождение, предложив, как альтернативу, рисование.
Лиссарина свернула за угол, попав в очередной коридор, шире и просторнее. За одной дверью доносилась игра на скрипке, весьма приятная, но не виртуозная. За второй – ничего, тишина. Третья была приотворена, но девушка, разумеется, не стала туда заглядывать, хотя очень хотелось. Закрытые двери привлекают, но гораздо сильнее манят чуть приоткрытые.
Коридор быстро закончился, незаметно перетек в открытое пространство, и она оказалась на небольшом балконе второго этажа. Впереди показалась деревянная лестница, и девушка стремительно направилась к ней, как вдруг чей-то знакомый голос заставил ее замереть на месте. Внизу кто-то был.
Сама не зная, почему прячется, она укрылась за небольшой колонной из красного дерева и взглянула вниз. В центре зала, засунув руки в карманы брюк, стоял Люциен в прежнем обеденном наряде. Он был совершенно один, но все же с кем-то разговаривал.
– Я умолял его, унижался, он даже не взглянул на меня. Так надо и все тут, вот что он сказал. Разве отцы так поступают?
Молчание. Он смотрел в определенную точку, словно видел кого-то. Того, кого там не было и быть не могло. Ему никто не ответил, но он все же продолжил:
– Я не смогу его простить. Никогда. Я его ненавижу. Если бы он сдох там, вместо него, я бы только обрадовался. О, не перебивай, дай я выскажусь! Мало того, что я ему как кость в горле стою, он всю жизнь на меня косится, так еще и решил лишить меня единственной радости в жизни? Как будто это не было в его силах. Он мог помочь. Он просто не захотел. Преследует только свои интересы, потому что он эгоистичный ублюдок, которому не только до сына нет дела, но и до своей страны…
Он вдруг замолчал. Лиссарина так испугалась, что ее заметили, что опасалась высовываться еще раз. Кажется, она явно не должна была стать свидетелем этого разговора с самим собой. Она прикрыла рот рукой, чтобы участившееся дыхание не выдало ее присутствия.
Послышались медленные шаги. Люциен поднимался по лестнице.