– Лиссарина Эйнар, воспитанница графини де Гердейс, если вам известно, кто это.
– Первый раз слышу. Вы из Геттенберга?
– Да, как вы догадались? – удивилась девушка, вызвав снисходительную улыбку старушки.
– Милая, я всю свою жизнь посвятила изучению языка. Знаю каждый диалект нашего королевства… то есть, конечно же, давным-давно не королевства. Я узнаю эту четкую, хорошо проговариваемую речь. Только в Геттенберге, где само название города служит скороговоркой, можно услышать такую.
Некоторое время они сидели молча. Баронесса рассматривала огоньки свеч, а Лиссарина – баронессу. Затем вдруг женщина вновь посмотрела на нее тем же изучающим взглядом:
– Я подозвала вас не случайно. Вы напомнили мне одну женщину из моего прошлого. Поразительное сходство. Может, вы приходитесь родственницей Кастейнам?
Лиссарина попыталась вспомнить, слышала ли она эту фамилию раньше, но ничего не приходило на ум.
– Нет, миледи. Боюсь, вы меня с кем-то путаете. Мои родители были бедными. Отец работал учителем музыки, а мать – гувернанткой.
Плечи баронессы слегка поникли. Лиссарину так расстроила мысль, что она разочаровала такую милую женщину, проявившую к ней внимание, но что поделать? Не могла же она присвоить чужую родословную только для того, чтобы порадовать госпожу Андролейн.
– Очень жаль, милая. Приходиться родственницей той женщине – это большая честь. Ведь я говорю про Эрейн, королеву Эрейн, мою милую подругу.
– Вы дружили с королевой? – Глаза Лиссарины чуть не вылезли из орбит от удивления. Ни разу в жизни она не встречала человека, настолько близкого к легендарной королевской семье Дейдарит, которую стерли с лица земли десять лет назад.
– О, не просто дружила, – Вивиль улыбнулась и слегка откинула голову назад, погружаясь в воспоминания. – Я была ее подругой до замужества, пока ее еще звали леди Эрейн Кастейн, а затем, когда принц Тристэль взял ее в жены, я стала ее фрейлиной. Фрейлина принцессы Эрейн, вы можете представить себе подобную честь? Конечно же, нет. В наше время стать фрейлиной королевы или принцессы было главной целью любой уважающей себя знатной леди. Теперь же вам, молодым, не к чему стремиться, королев нет, и девушкам нечем заняться при дворе, кроме как чистить пол да стирать шторы.
Лиссарина с грустью подумала, что даже если бы короли до сих пор правили в Лидэе, разве смогла бы такая девушка, как она, без рода, без связей, стать фрейлиной? Как же грустно все-таки осознавать, что многие двери в жизни закрыты для тебя только потому, что ты родилась в неподходящей семье. Она ничего не могла сказать плохого про своих родителей, так как ничего не помнила из детства, но иногда она, лежа без сна, мечтала о том, как она живет во дворце, как получает все самое вкусное, как ее обожает народ, как она сама обожает