Ещё он вспомнил фразу своего соседа, черного, как телефон, как говорят в Сантьяго, который приехал домой на новом Ситроен и сказал в обычной беседе на крыльце, обращаясь к женщине, которая жила в одном доме с Хусто: «У меня новая машина. Теперь я белее, чем ты, соседка».
На Гавану внезапно, как и каждый день, спустилась ночь. Зажглись огни на том берегу. Хусто подошел к парапету. Дул сильный ветер и волны бились о каменную набережную, поднимая такие брызги, что вода то и дело переливалась через парапет. Он не боялся, что океан окатит его с ног до головы. В этот момент он вообще ничего не боялся.
Я решаю изменить тактику. Если ни старая Гавана, ни памятные места Революции и уж точно ни дом Хэммингуэя не открывают мне истинного лица Кубы, то те люди, что приехали сюда из Союза, вышли замуж или женились, родили детей или уже нянчат внуков, наверняка знают об этой стране все. Мне посоветовали обратиться к женщине, которая живет здесь уже тридцать пять лет и уж она-то точно знает ответы на мои вопросы.
Сидим вдвоем друг напротив друга. Оба курим Креольские. Только я не затягиваюсь – слишком крепкие. Нина Сергеевна сварила кофе и он разлит в скромные советские чашки. Нина Сергеевна – вахтер в русской школе. Она помнит много: дружба Советов и Кубы; счастливое время, когда все было; голодное время, когда ничего не было и всей улицей собирались варить суп – каждый приносил то, что у него есть и бросал это в общий котел; новое время, когда совсем недавно кубинцам разрешили оформлять на себя автомобиль или покупать и продавать недвижимость, заниматься мелким предпринимательством.
Она рассказывает, а я слушаю её, будто читаю учебник по истории для школьников. Всё, что я слышу, такое черно-белое, как в американском фильме. Здесь вообще много американского: номерные улицы, закрытые клубы тридцатых; автомобили пятидесятых; любовь к бейсболу и гамбургерам. Я хочу спросить напрямую «Какие они, кубинцы?», но понимаю, что на этот вопрос она мне не ответит. Сухая от тропического солнца и гордая, как отряд революционеров, она не станет говорить того, что испортит моё впечатления от «лекции» по новейшей истории Кубы. Она не будет врать или обманывать, но она не будет говорить всё.
Допив терпкий кофе и докурив очередную сигарету, я останавливаю Нину Сергеевну и задаю, на мой взгляд, ключевой вопрос: «Вы бы вернулись?» Повисла пауза, её сухое лицо обращено на меня, глаза смотрят, выжидая. Она затягивается медленно выдыхает дым, будто давая себе ещё немного времени на обдумывание ответа. «Нет» – говорит она: «Мне не к кому ехать. Вся моя жизнь здесь». Если у меня и были ещё вопросы, то после этих слов они сами собой испарились. Я благодарю Нину Сергеевну и ухожу прочь, оставив ей на память десятирублевую монету с изображением ракеты на аверсе.
Я ждал Белинду во «Флоридите». Дайкири папа38 оказался