3
Одноногий сидел на лавочке слева, а на другой растекалась телесами толстая старуха, Антонина. Не столько она лицом выглядела старухой, сколько из-за своих необъятных размеров. Килограммов сто двадцать в ней было, не меньше.
Она взяла на себя функции швейцара и выполняла их с завидным рвением: следила за тем, кто вошел, кто вышел, и всё гоняла мальчишек, кричала, что они катаются на лифте.
Накричала и на нашего Сашку.
– Он не катается, – я случайно присутствовала и заступилась за сына, – он тут живет и домой едет.
– Да не живет он здесь.
– Как не живет? Он мой сын!
Старуха поглядела недоверчиво, но замолчала. «За своим бы следила», подумала я недовольно.
Внук её, Мишенька, на год моложе Сашки, озорной был мальчик, но ласковый, подсаживался к ней на лавочку, прижимался к необъятному боку и они сидели, обнявшись. Обнимая внука одной рукой, тающая от нежности Антонина не прекращала полицейского надзора, любовь и долг она умело совмещала.
Дочь у Антонины, Катерина, крупная, страдающая, как и мать, излишней полнотой, работала по торговой части, мальчишка был у неё один, сынок ненаглядный, а вот мужчину в их доме я не помню, не было мужчин, только две грузные, темноволосые, похожие одна на другую женщины, молодая и старая, и тоненький голубоглазый мальчишка, задира и драчун.
Не любили его мальчишки во дворе, в основном за скандальную бабку и не любили.
Однажды иду с работы домой, (сейчас и не вспомнить, в каком году, за тридцать лет год на год накладывается, не разберешь, что когда было), зима, снег лежит сугробами, на снегу разбросаны ветки еловые. Дорожка зеленая ведет к нашему подъезду. Кого-то похоронили, и оказалось, Антонину. Она страдала диабетом, потому, возможно, и была такой полной. Умерла она быстро, от комы, долго не лежала, дочь свою не мучила, в одночасье ушла.
Опустела лавочка, и притих подъезд, грустью отзывается на окружающих неожиданная смерть ближнего. Скучно стало и как-то опасливо, теперь любой чужой мог пройти, завсегдатай другой лавочки к тому времени ушел из семьи.
Миша подростком остался без бабки, без надзору, не больше двенадцати лет ему было, самый опасный возраст. Целыми днями болтался во дворе, летом футбол, зимой хоккей у подъезда на проезжей части, но машин тогда мало было, штук пять-шесть на весь дом.
Когда подрос, Катерина ему мотоцикл купила. В те времена, кто в торговле работал, хорошо жили (не могу сказать, зарабатывали), она могла купить сыну мотоцикл, вот и купила. Порадовала сыночка на свою голову. И на его тоже. Мишке семнадцать стукнуло, в этом возрасте они без тормозов, гоняют на своих мотоциклах на огромной скорости и сам черт им не брат. Полгода не прошло, как он попал в аварию, и страшную аварию, ноги у него были перебиты, и долго он лежал в травматологии. Как-то, когда мы в лифте вместе ехали, у неё были такие усталые, затравленные глаза, что нехорошо,