– Гад! Скотина!
Сказано было с яростью, с ненавистью, но голос вздрагивал, и получилось жалко. И вот эта жалкость, беспомощность окатила Кирилла как ведром ледяной воды.
– Что случилось? – голос был чужим и хриплым, Кирилл сам его не узнал.
– Что случилось?! Ты спрашиваешь?! – от ярости Алла даже плакать перестала. – Сволочь ты, вот что случилось!
– Ерунда какая-то… – растерянно проговорил Кирилл и неловко поднялся на ноги. И тут обнаружил, что одежда его в большом беспорядке. – Да что тут за… творится?! – выругался он, внезапно охваченный бешенством от невероятности единственно подходящего объяснения, от того, что ничего не мог понять или хоть вспомнить: что же было-то?
– Оденься! – он болезненно поморщился, настолько нагота Аллочки была неуместной, ненужной.
– Во что?! – зло выкрикнула она и швырнула в Кирилла какую-то бесформенную, рваную тряпку. – Это кофта, между прочим! Была!
Какая-то манерность почудилась Кириллу то ли в голосе её, то ли в глазах, и он с холодным бешенством проговорил, глядя на неё:
– Оденься!
Глаза Аллочки медленно наполнились слезами, и слёзы перелились через край, потекли по щекам.
– Эх, ты… Я думала, кому-кому, но тебе-то… А ты… ты хуже всех…
Кирилл сжал голову ладонями, пытаясь собрать аморфные мысли, – он ничего абсолютно не помнил. Неужели… действительно?..
– Я ничего не помню, – глухо проговорил он. – Я ничего не помню! – повторил он уже со злостью.
– Не хочешь потому что. Зверем себя помнить не хочешь, – опять всхлипнула Алла. – Я думала, ты убьёшь! Кир… отпусти меня, – движения её вдруг сделались лихорадочно торопливыми, – я уйти хочу!.. Отпусти!
Она соскочила с дивана, начала торопливо одеваться – порванные колготки, разорванная юбка… Господи, неужели он это сделал?!
– Подожди… – он тяжело поднялся.
Аллочка отпрянула в угол, прижала к груди тряпьё:
– Да не подхожу я.
Он сел на диван, сжал голову руками: «А что – подожди? Что можно спросить такого, чтоб всё это исчезло: всхлипывающая Аллочка, её разодранная одежда?»
За дверью грохотала музыка – свадьба гуляла. Алла, прихрамывая, подошла к двери и остановилась, прислушалась. Потом оглянулась на Кирилла:
– Мне что, вот так и идти? У всех на виду?
Позже Кир не мог вспомнить, встретился ли ему кто, когда он шёл в гардероб, разговаривал ли кто-то с ним. Вязкая, тошнотворная муть обступала его, до предела сужая пространство, и чтобы прорвать её, нужно было напряжение мысли и воли, а Кир сейчас и в этом узеньком пространстве разобраться не мог, и даже в себе самом ничего не понимал. Он с трудом отыскал Аллочкино пальто.
В кабинете он открыл шпингалеты на окне и толкнул створки.