Сегодня он весел, хоть и задумчивее. Заново родился в тридцать четыре. Той, что сидит напротив – он дает ей взгляд, он дает ей бровь.
– Вот как. Спасибо, милая. Тебе кто-нибудь уже говорил, что для девушки у тебя необычайно тяжелая рука?
Только она ничего не ответила, бросила глину, подтянула к себе ноги и играющими зелеными глазами смотрела на него. Хромцов сказал, указывая на один из ее карманов:
– Хочешь мне помочь – дай телефон. Я свой позабыл в машине, когда меня расстреливали.
– Нет у меня телефона. Я свой забыла дома, – сказала девушка и повернулась к свету, к сильным теплым лопухам.
Сидела тише мыши, прикидывая, сколько еще будет здесь сидеть, когда домой. Когда ей и это надоело, то она затеяла нервную возню с его пиджаком.
Эта. Любительница выйти в поле и крикнуть от души. Наверно нормально, учитывая разудалые чары славянской ментальности. Предельно странно, учитывая, что орешь про японскую столицу в русском поле. Эта. Рассудку Хромцова трудно было удержать ее поведение в каком-либо логическом узле. Особенно то, зачем она вернулась, когда и убежать было совсем не грех. Вообще говоря, правильным было бежать, особенно для молодой девушки. Строго говоря, ей уже давно следовало затеряться в пышных зарослях, а не тыкать в его пиджак энергичной рукой, как бы скрепляя их дружбу, которой не было.
– Все эти паузы просто наркоз, – спустя какое-то время не выдержала и вскрикнула она, завернутая в угол тени, так удачно исходивший от рябины.
– Согласен, – сказал он. – Да не волнуйся ты так, посиди. Или приляг.
Полина испугалась: – Зачем мне это? С чего вдруг?
– Тебе же самой хочется. А я хочу быть уверен, что с тобой все в порядке, – прибавил Хромцов, хотя дело было вовсе не в этом.
Цветочные запахи богом забытого уголка; безжалостная топография их знакомства. Скука и любопытство. Огромное обоюдное любопытство – и больше никаких подробностей.
Она тяжело подсела.
– Это местечко когда-нибудь обустроят, – говорила она. – Пока все только и стараются от него отделаться. А оно просто нуждается в человеческих руках. Это все, что ему надо.
– С землей вечно так, – твердо произнес он. – Одни называют ее жизнью, другие называют ее грязью.
– Вам надо попасть к хирургу. Так чтобы не брать талончик и не стоять в очереди. Ненавижу жару, – устало добавила она.
– Глупо что либо ненавидеть, – сказал он, бросив бесцельно мять ромашку, посягать на девственную белизну ее лепестков. Сорвал цветок и кинул его Полине. – В совершенстве нуждается не сам мир, а наш способ виденья. Лично для меня нет плохой погоды, я дружен со всеми ее состояниями. И в жаре нет ничего плохого, она необходима многим растениям и животным.
– Так, так, – закивала Полина, скрывая тревогу за незнакомца. – В вас есть что-то хитрое, мужчина… Это хорошо…
– А на самом деле я до смешного простой. Хотел сказать,