– У твоего пса шейка-то… как у тебя. Быстро грохнул, как и не было его. Хрясть и все, ты это понимаешь?
Ей стало дурно, но постепенно она примирилась с этим высказыванием. Снова кивнула, подметив, что с незнакомцем она почему-то всегда кивает. Сначала Полина думала по причине того, что он старше нее, но это было не совсем так. Вот так случилось, сейчас к ней пришло острое как бритва понимание, что этот мужчина повидал и пережил такое, чего ей лучше было не видеть и не знать. Полностью разбитая, она кошкой пробежала по тем воспоминаниям, где Токио был совсем маленьким. Воспоминаний было много как картин на стенах, для нее они слились в один удивительный букет почти сразу ставший тускнеть. О трупе лучше не думать. Дальше Полина брезговала уютом в меру красивых кустов малины и благоразумно захотела ее покинуть.
Как только Полина шевельнулась, незнакомец тут же дернулся в ее сторону. Она побледнела, когда он схватил ее за плечи, даже больной и слабый он был внушительным противником.
Непривычная и не совсем готовая к возможным жизненным невзгодам в виде удара или оплеухи с очень богатым послевкусием, Полина постепенно включила дуру, хорошо чувствуя пятерню, схватившую и задержавшую ее локоть на дольше чем это положено между двумя незнакомцами. С десятками страшных идей, пришедших и разрушавшихся в ее голове за одну минуту, она смотрела как прекрасны, например, васильки. Мужчина ослабил хватку, когда она уже мельком начала вспоминать про детство.
– Эти дела с псиной. После наезда он метался. Я убил его, потому что посчитал нужным.
– Отпусти меня!
– Что я слышу, обними меня. Обнимаю, обнял.
– Ааа! До чего же ты сволочь! Прочь руки!
– В самом деле? Да неужели я так плох, Поля?
Мужской подбородок напомнил девушке наждачную бумагу ее домработницы, которую та использовала для полировки лестничных проемов. Лестницы в доме, где она жила были деревянными, как и сама Полина во всем том, что касалось случайной интимности. Она пыталась отстраниться, но он лишь сжимал руки и, когда Полина прекратила сопротивляться, прижал ее лицом к своей груди. Она тяжело дышала, незнакомец, словно успокаивая сущего ребенка начал гладить ее по голове, но Полина продолжала рыдать скорее от бессильной ярости, чем от страха.
– Брякнешь кому-нибудь про нашу встречу – я найду, – прошипел он ей в ухо с такой непомерной злобой, что она съежилась, – и эти прощальные объятья