Часть третья!
С началом учебного года, я полностью переключился на учёбу, но двадцатого сентября, на попутной подводе, отбыл в сторону Малышевки. Подвода шла в Беловск и я очень обрадовался этому обстоятельству, тем более, что возница хорошо знал моего отца, да и нас всех. Звали его дядя Миша, а прозвище было цыган, из-за его чёрного, кудрявого волоса. Хотя он и сам говорил, что в нём течёт цыганская кровь.
Александр, конечно же, дал добро, и я, двадцатого сентября, рано утром, выехал на родину. С отцом мы собственно так и договаривались, чтобы я постарался приехать именно таким способом, чтобы ему не мотаться по дорогам, когда в доме масса дел.
Дядя Миша был человеком общительным, сначала всё расспрашивал меня о житие-бытие, а потом стал сыпать байки разные, над которыми сам же и смеялся. Я за время поездки до такой степени устал от него, что было желание спрыгнуть с телеги, и пойти дальше пешком. Но потом приноровился к его нескончаемому разговору, и даже уснул, покачиваясь в мягком сене, укрывшись какой-то дерюгой. Проснулся тогда, когда цыган остановил коня возле своего дома, и толкнул меня кнутом.
Открыв глаза, я никак не мог сообразить, где нахожусь, пока дядя Миша не произнёс. – Ну, что, соколик! Приехали! Давай поспешай домой, а то штойто мне тучи не нравятся, как бы под дождь не попал!
Я поблагодарил его и, схватив свою сумку, припустил в сторону своей деревни вдоль реки, по дорожке, которая пробегала внизу, рядом с Городцом. Дождь начался тогда, когда я уже поднимался по косогору, ведущему в деревню, но небольшой. Уже на подходе к дому, дождь припустил со страшной силой, и я, сходу, влетел в сени, едва не сбив отца, который шёл прикрыть сарай от ветра.
– Вот чертяка! – сначала испугался, а потом обрадовался отец, обнимая меня. – Так и батьку зашибёшь ненароком!
– Мать! – закричал он, повернувшись к входным дверям в дом. – Встречай сына!
Из дома высыпали сразу все, пихаясь в дверях. Мать вышла последней, и, оттащив домочадцев от меня, обняла и прижала к себе.
– Ну, как ты там поживаешь, сынок? – чуть не плача, прошептала мать, заталкивая меня в дом и, снимая с меня мокрую куртку.
Все кружили вокруг меня, как будто я года два не был дома.
– Да, что вы так переполошились? – воскликнул я и засмеялся. – Всего три недели дома не был, а такое ощущение, что года прошли!
– А как же ты думал? – отозвался отец, входя в дом, отряхиваясь от воды. – Ты же сейчас старшой семье, вот и скучают без тебя! На сколько-то задержишься?
– Да картошку уберём и снова в город, а то учёбу-то никто не отменял! – сказал я в ответ, и устроился у стола.
Есть хотелось очень сильно, но я не стал этого говорить матери, чтобы она не переполошилась, но она сама, видимо вспомнив, что я с дороги, всплеснула руками, и полезла в печь вытаскивать свои горшки и чугунки.
Поев с аппетитом, меня стало клонить ко сну, но я старался держаться и пошёл к своему другу, Шарику, который забился клубочком в сене, под навесом и дремал. Услышав, как я иду к нему, он сорвался с места и кинулся ко мне на грудь, пытаясь полизать моё лицо.