– Что, струсил? – задорно обратился он к коню.
Тот спокойно прервал обед, как бы сделал деловой человек, которого, к примеру, позвали по неотложному вопросу, развернулся и потрусил к Домотканову. Видимо, стрелка не произвела на коня никакого впечатления. Даже скорости не сбавил. Белая туша надвигалась на Домотканова, как снежная лавина, становясь всё больше и больше, застилая окружающее чуть не целиком. Что-то дрогнуло в вышедшем на бой, он невольно попятился, но вместо дверного проёма встретил спиной стенку: видимо, с перепугу ошибся направлением. Ну вот и всё, мелькнуло в голове. Домотканов машинально, как ребёнок, выставил перед собой свою железяку. Тупой конец с силой ударил Домотканову в грудь, притиснув к стене ещё плотней. А на другом был конь, его морда почти уткнулась в лицо Домотканова. Вдруг конь пронзительно заржал и встал на дыбы, вырывая стрелку из рук и унося её куда-то вверх. Если б можно было втиснуться в стенку дальше, Домотканов бы втиснулся, стремясь уйти от этих нависших над глазами копыт, оскаленной пасти и режущего уши, как бритвой, то ли ржанья, то ли воя.
Громадные копыта, не причинив Домотканову вреда, обрушились на землю вместе с упавшей назад, на спину, тушей. Разве кони когда-нибудь так падают? – подумал Домотканов, но дальше не продолжил. Бледная туша билась перед ним в агонии, почти не как животное, а как некое природное явление: кипение вулканической глины, снежный вихрь или что-нибудь в этом роде. Наконец явление пошло наубыль и прекратилось совсем. Перед Домоткановым снова лежал просто конь. Да, крупных размеров, но всего-навсего животное, мёртвое животное с железной палкой в истекающей кровью груди. И причиной этому был Домотканов. Он отлип от своей стены и подошёл поближе к коню. Фиолетовые глаза были закрыты, копыта, и в самом деле, чугунные, мирно, как отслужившие срок