— Никого нет, — сказала она.
— И всё-таки он там был, и мы его видели, — настаивала Жамме, робкими шажками подходя к Сорелли. — Я ни за что не пойду переодеваться одна. Если идти, так всем вместе.
И она набожно потрогала талисман — маленькую коралловую ручку, в то время как Сорелли незаметно перекрестила большим пальцем правой руки деревянное колечко, украшавшее безымянный палец её левой руки.
«Сорелли, — писал как-то один известный журналист, — прелестная молодая женщина, высокая, гибкая как лоза, с задумчивым, чувственным лицом, окруженным ореолом золотистых волос и увенчанное сияющими, как два изумруда, глазами. Когда она танцует, движения ее бедер придают всему телу трепет невыразимого томления. Когда балерина поднимает руки и напрягается, чтобы начать пируэт, тем самым подчеркивая линии бюста и выделяя бедро, мужчины, говорят, готовы размозжить себе голову из-за неосуществленного желания и сойти с ума».
Что касается ума самой Сорелли, то у нее его совсем не было, да она в нем, впрочем, особенно и не нуждалась.
— Однако, девочки, — обратилась она опять к танцовщицам, — возьмите себя в руки. Что это еще за призрак? Кто его видел?
— Мы, мы! — разом закричали девицы. — Он был во фраке, как и в тот вечер, когда его увидел Жозеф Бюкэ…
— А Габриэль его видел вчера днем, днем… когда было совсем светло.
— Габриэль? Учитель пения?
— Да… Как! вы этого не знаете?
— И он был во фраке, днем?
— Кто? Габриэль?
— Да нет же. Этот… неизвестный…
— Конечно, — утвердительно кивнула Жамме, — Мне рассказывал сам Габриэль. Поэтому-то он его и узнал. Хотите, я вам расскажу, как это произошло? Габриэль был в режиссерской. Вдруг отворяется дверь и входит Перс. Знаете, какой у него дурной глаз?
— Еще бы! — хором подтвердили танцовщицы, которых одно имя Перса приводило в трепет.
— Ну, так вот Габриэль, как всякий суеверный человек, при встрече с Персом всегда трогает у себя в кармане ключи, чтоб уберечься от сглаза. Тут, как только Перс появился в дверях, Габриэль вскочил с места и бросился к шкафу, чтобы дотронуться до ключей. Но сделал это так неловко, что разорвал о гвоздь свои панталоны. Тогда, желая поскорее уйти из комнаты, он побежал к двери, стукнулся о косяк и поставил себе на лбу огромную шишку; откинувшись назад, оцарапал ширмой руку и, пытаясь, чтобы не упасть, опереться на рояль, прищемил себе пальцы. Наконец, когда ему удалось кое-как выскочить из комнаты, он так поторопился спуститься с лестницы, что пересчитал спиной все ступеньки. Как раз в это время, мы с мамой подымались по лестнице, и помогли ему встать. Он был весь в крови, мы даже испугались. Но он улыбнулся нам и прошептал: «Слава Богу, что я так легко отделался!», и затем рассказал, что испугался не Перса, а призрака, который вырос у него за спиной, да еще и с мертвой головой, точь в точь как ее описывал Бюкэ.
По комнате пронесся испуганный шепот, потом опять все смолкли, пока, наконец, маленькая Жири не прошептала чуть слышно:
— Жозеф