В спальне несло винным перегаром, царь не только храпел во сне, но и похрюкивал время от времени. Стоило Эфре подкрасться и протянуть робко руку, как он рыкнул и отвернулся – носом к расписной стене, а к царевне спиной в буграх мышц, густо поросших полуседым волосом. Отдёрнув было руку, Эфра снова принялась приближать её к плечу царя, но опять не успела коснуться – он сам вдруг подхватился, уселся на ложе и очумело уставился на девушку.
– Ты кто? А-а-а…
Как был, голый, царь Эгей прошлёпал к двери, ногой отодвинул за порог охранника, тот заворчал было возмущённо, однако проснулся ли, Эфра не увидела: стукнула дверь, и за нею засов проскрипел.
– Чего стоишь? Раздевайся… И-и-ик… А как зовут?
– Ксанфа, – ляпнула она и принялась освобождать пряжку на левом плече. Хитон, шурша, упал на пол.
– А ты ничего, ладненькая… – и вдруг царь Эгей зевнул, выворачивая челюсти. Продолжил уже скорее капризно. – Знаешь, что? Я с дороги, устал. Мы с твоим царём Питфеем вина попили всласть. Давай развлечёмся поскорее, без этих бабьих ужимок… Я желаю снова заснуть.
Эфра решила чуточку ещё погодить и тогда открыть глаза. Не хотелось ей этого делать, да придётся. Она проснулась уже некоторое время тому назад и не желала возвращаться к реальности. Из отвращения к происшедшему и к самой себе не желала. Однако в гостевой спальне возникли новые шумы, и надо было разобраться, что происходит.
Ну вот, наступило утро. Утро её позора. В дверях стоит бледный отец. Скривился, будто зубы опять разболелись. Встретился с нею глазами и процедил:
– Могла бы хоть прикрыться, бесстыдница.
А Эфре после событий ночи казалось, что отныне мир вокруг изменился, и, в частности, можно не стыдиться отца. Она, однако, прикрылась руками и прошипела с не меньшей злобой:
– Зачем? Теперь ты убедился хоть, что я сохраняла свою девственность.
Тут подвинулось рядом это храпящее чудовище, это скопище твёрдого мяса, прикоснулось отвратительно горячей ногой, засипело-заскрипело:
– Питфей, друг! Никак решил прилечь вместе с нами? Где ты взял эту неумеху? Неужели увёл воспитанницу из храма Артемиды? Я, правду сказать, после твоих вин мало что помню, однако ночь была ещё та…
– Нам надо поговорить, друг Эгей. А ты, Эфра, поди, приведи себя в порядок и жди у себя в комнате моих приказаний.
Эфра влезла в хитон, справилась с пряжками, обулась. Хотела было прихватить с собой лампу из своей комнаты, да только та валялась, опрокинутая, на столике в лужице масла. Царевна почувствовала, что краснеет, и выскочила из спальни. Последнее, что услышала, захлопывая дверь, были слова царя Эгея:
– … говорил, что дочь твою Эфрой зовут…
Час оказался ранний. Рабы ещё не вставали. Царевна отправилась в прачечную и отмылась в глиняном тазу,