Первое время после того, как пришли из Коринфа эти удивительные известия, царь Эгей приобрёл привычку посматривать время от времени на западную полусферу неба: а не летит ли там тройка драконов, влача колесницу? Потом, прервав каждый раз скучное чередование лет и зим, произошли два новых важных для него события. Угасла, наконец, от неведомой болезни жалостно похудев, его вторая жена Халкиопа, и тем самым отпала сама собой неприятная задача объяснить ей приезд Медеи, о возможности, а если подумать, то и о неизбежности которого царь Эгей благоразумно умалчивал в Афинах. И почти тотчас же пришла из Фив весть, что Медея обосновалась там под покровительством Геракла. Незадолго до её появления в Фивах великий герой в припадке безумия, насланного на него вечной недоброжелательницей Герой, убил своих детей от Мелеагры. Медее удалось излечить его, но даже Геракл не сумел защитить свою спасительницу и некогда спутницу в плавании на «Арго» от фивян, не желавших терпеть её присутствие в своём городе.
Тогда-то царь Эгей и увидел наконец Медею в воротах своего царского двора, она бранилась, будто уличная торговка, со стражником. Сопровождала её одна только старуха, как потом выяснилось, была то верная Климена, её кормилица и воспитательница погибших детей. Вся в пыли, обмотанная несусветно грязными тряпками, в порванных и заляпанных глиной сандалиях, Медея показалась царю Эгею такой же молодой, стройной – и желанной, как и пять лет тому назад на набережной Лехейона.
Не поколебавшись даже и на мгновение, царь Эгей вышел к воротам, обнял Медею и пробормотал, что его дом – её дом. Он так расчувствовался, что позабыл пустить в ход шутку о крылатой колеснице и четырёх драконах, хоть и оттачивал её все эти годы, пытаясь напитать аттической солью. Его поразило, что и от изумительной грязной Медеи струились только её собственные ароматы, а приветственное, этикетное собственно, объятие с гостьей тотчас же подняло в нём бурю сладостных чувствований.
– Живи вечно, благородный и добрый царь! – приветствовала его волшебница, осторожно отстраняясь, чтобы рассмотреть его лицо. – Ты всё тот же, я вижу, единственный в Элладе мужчина, на слово коего несчастная изгнанница может положиться.
– Конечно же, великолепная Медея, я выполню все обещания, данные тебе, – промолвил он, всматриваясь в её карие глаза, сияющие на сером от пыли лице, – только убеди меня поскорее, что ты не убивала своих детей от Ясона.
– Позволь мне сначала очистить тело от последствий долгой дороги, щедрый мой царь, и тогда уж я очищу себя в твоих глазах от нелепых и