Моя мать осознавала, что в доме своей семьи я теперь жила в изгнании, как терпимый, но проблематичный гость, и ей это не нравилось. Но она не понимала, как это изменить. У нее появился новый ребенок, не имелось диплома об образовании, а ее муж был надежным и хорошим отцом ее сыну. Она считала, что если станет для меня очень хорошей матерью, если она будет вести кружки для детей, делать нам пирожные в форме сердечек на день Святого Валентина, возглавлять родительский комитет в школе и шить собственноручно мне костюм на Хэллоуин, возможно, это компенсирует тот факт, что отчим не любит меня и даже не особенно хочет видеть меня поблизости, а мой родной отец больше озабочен своей новой семьей, чем мной.
Несмотря на все старания моей матери, я отставала в школе. Ученикам только начали ставить диагноз «дислексия», и я была одной из первых таких учеников. Меня засунули во все корректирующие лечебные группы, я непрерывно слышала, что я неспособная ученица с нарушениями деятельности мозга. А все остальные дети наблюдали, как я шла на занятия, где потом мы с остальными проблемными учениками сидели, застряв над математическими примерами и скучными книгами. Смотрите, как Джейн бежит. Смотрите, как Аманда в расстройстве бьется головой об стол. Я вела пальцем по затертым линиям под словами, стараясь их произнести. Они искажались у меня во рту, падали, твердые и тяжелые, словно камни: беззвучный, упрямый, рунический язык, вечность назад утерянный для понимания. Мне повезло: у меня была мама, располагавшая временем и желанием сидеть со мной по ночам, переставляя карточки с записями в попытках составить предложение, понять, могут ли эти каракули как-то обрести форму и смысл. Но буквы не поддавались.
Я очень любила, когда мама читала мне «Излом времени», «Мило и волшебная будка», «Остров голубых дельфинов», «Там, где живут чудовища» и «Мифы Древней Греции» Д’Олери. Я вырывала страницы из книги мифов, стараясь распахнуть ее, чтобы выпустить наружу истории. Я до боли хотела самостоятельно их прочитать, но книги оказались сложным предметом. Я могла скрипеть в отчаянии зубами и кричать проклятия, в то время как другие дети смеялись надо мной и избегали меня, но я не могла пробраться сквозь эти страницы на другую сторону – туда, где был смысл.
В шестом классе я по-прежнему была среди отстающих, все еще с «ресурсом» (словно отравленный колодец – это ресурс), но теперь уже убежденная в собственной дефективности.
Как раз перед тем, как я перешла в среднюю школу, меня перенаправили к женщине, назначенной округом, и, ко всеобщему удивлению, согласно ее тестам, у меня оказался один из самых высоких уровней IQ среди всех детей, которых она когда-либо проверяла. Мои мыслительные паттерны и нелинейные абстрактные рассуждения указывали на мою необычность и изобретательность, и в результате я должна была видеть мир не так, как остальные,