Посвященная. Как я стала ведьмой. Аманда Йейтс Гарсиа

я стояла в клевере, полном пчел, кланяясь и топая, в круговом защитном танце, а моя сестра была в боковом дворике. Я услышала суматоху над головой – хлопанье шелковых крыльев в полете. Протестующее карканье, крик битвы. Я стояла во дворе одна, глядя вверх. Стремительно мчащийся с небес зяблик преследовал ворона, черный астероид в потоке дыма и крови. Ворон упал у моих ног. Он лежал, ловя воздух, глядя прямо на меня в отчаяньи, в то время как его жизненная сила утекала сквозь эбеново-черный живот. Трава измазала его кровью мои пальцы на ногах, и мои шаги оставляли красные следы.

      Глава третья. Покидая храм отца

      Я хочу делать то, что хочу,

      в мире, который, кажется, не хочет,

      чтобы я делал то, что я хочу.

      Я хочу, чтобы мне не приходилось драться.

Эми Фуссельман, «Идиофон»[18]

      Попробовав на вкус горький плод преисподней, я вернулась с севера и узнала, что мама обручена с Бэлой, мрачным венгром первого поколения, с которым она познакомилась в кружке писателей. С черными как смоль волосами и густыми усами, высокий, с кожей оливкового цвета, он едва разговаривал, но обожал писать пьесы. Он жил словно дерево или камень, по большей части молча. Он был драматургом только по ночам и иногда на выходных. Все остальное время он определял количество угарного газа и других токсичных веществ для окружного отдела по контролю загрязнений воздуха.

      Мой в-скором-времени-отчим ненавидел быть инженером, он всегда говорил, что стать им вынудили родители. Он редко разговаривал, но, когда такое случалось, это было все, что он произносил. Его родители-иммигранты заставили его сделать практичный выбор, и ежедневно он вяло, с горечью ими возмущался. И, чтобы им отомстить, он оставил их в сельской Пенсильвании с ее светлячками, деревянным домом, от которого пахло пирогами с картошкой, со своей сестрой, их дочерью – жалкой заменой сына. Одно из моих немногих воспоминаний о сестре Бэлы: она отказалась сесть на заднее сиденье машины вместе с ним, потому что тогда их ноги будут соприкасаться. Это же практически инцест!

      Бэла переехал в Калифорнию, куда люди обычно едут в поисках себя. Миссия выполнена: он был Бэла и жил на Бэла-авеню. И оказалось, что он – тот, кто пишет пьесы по выходным, а затем страдает от сизифова труда всю неделю, чтобы угодить своим родителям, живущим за три тысячи километров.

      К тому моменту, когда я вернулась от отца, мама уже перевезла все наши вещи из маленького приземистого жилища в дом Бэлы на Бэла-авеню. У Бэлы был деревянный дом, винного цвета, перед ним цвела японская мушмула, позади росло дерево авокадо, терраса выходила на поле перед моей новой начальной школой. Новая школа приводила меня в восторг, поскольку ее талисманом была пантера, а я обожала больших кошек за их красоту и свирепость. А моей маме нравился Бэла – спокойный, постоянный, который не бил ее и не насиловал меня. На самом деле он был добр ко мне. У него была хорошая работа, и он занимался творчеством: