– Верно!.. Правильно!.. – взметнулись голоса.
– Дайте слово сказать! – в первом ряду поднялась какая-то женщина.
– Жена, жена, помолчи, – удерживал ее бритый, с длинным лицом старик.
– Отстань! Ты всю жизнь молчишь – что вымолчал? Еще Мудрым прозываешься.
В ответ ей горохом рассыпался смех.
– Над чем это? – недоумевая, спросил Лукашин, подсаживаясь к Федору Капитоновичу.
– Баловство наше… Софрон Игнатьевич до сорока лет холостяком жил, а тут взял да женился на молодой. Ну Мудрым и окрестили.
– Крой, Дарка, не бойся!
– И не боюсь, бабы! – разошлась Дарья. – У меня два сына на войне, да чтобы я боялась… Старшой-то, Алексей, в каждом письме спрашивает: как да что в колхозе, дорогие родители? А у нас хоть издохни на поле – все без толку. Как зачал ты, Харитон Иванович, подпруги подтягивать – дак чуру не знаешь. Бригадиров по номерам кличешь, а мы лошадей по имени зовем. А нашего брата, бабу, и вовсе за человека не считаешь… А где это слыхано, чтобы в мокреть пахать? Или мы до тебя не жили? Весь век соху из рук не выпускаем и с голоду не помирали. Ты об этом подумал?
– Слышишь? – бросил Лихачеву Лукашин. Он был очень доволен, что так вот сразу удалось вызвать на деловой разговор колхозниц.
Лихачев вскинул голову, рывком встал:
– Вы что, против партии? Тыл подрывать?
Невообразимый шум поднялся в клубе:
– Ты нас партией не стращай!
– Мы сами партия!
– Она, партия-то, так велит разговаривать с народом?
– Верно… как в другом Сэсэрэ жи – Дура… нету другого Сэсэрэ…
– Тише вы, очумели! – возвысил голос Федор Капитонович. – Глотку давно не драли.
– Не хотим тише!
– Громче, бабы!
– Это они в темноте наживаются, горло дерут… – зашептал, оправдываясь, Лихачев на ухо Лукашину. – А на свету ни одна не пикнет.
Лукашин встал:
– Базар, товарищи, нечего устраивать. Надо по-деловому, с пользой критиковать.
– А мы без критики – так скажем…
– Чего Харитона укрываете? – раскатисто бухнула из глубины зала Марфа Репишная.
Женщины будто этого и ждали – повскакали с мест, завопили:
– Не хотим Лихачева!
– Будет, натерпелись!
– Нам бы председателем-то с орденком который! – звонко выкрикнула Варвара и, мечтательно скосив горячий глаз на грудь Лукашина, подмигнула ему, как старому знакомому.
В лампе металось пламя, гул перекатывался под сводами старой церкви. Лукашин, вглядываясь в разъяренных, размахивающих руками женщин, струхнул. Нет, он этого не хотел. Райком его на это не уполномочивал. Он вспомнил слова заврайзо: «Анархии в колхозе много. Лихачев немного подтянул, но еще недостаточно. Помогите. Старый,