Братья и сестры. Федор Абрамов

Лукашин. – Людей у вас сейчас меньше, чем до войны. Значит, каждый должен больше вспахивать. На сколько? Надо каждому твердое задание на день и чтобы соревнование. Обязательно!

      – Вот-вот. Старо да мало соревноваться будут… Что уж выдумывать, – отмахнулась Анфиса.

      У Лукашина давно пропало то радостное настроение, с которым он начинал разговор с Анфисой. Черствость ее к чужой беде возмутила его. И потом эти рассуждения… Запряглась в плуг, а за колхоз дядя будет думать?

      Смерив ее недобрым взглядом, он кивнул на подходивших к ним колхозников:

      – А вот их спросим – что скажут.

      Марина-стрелеха, радуясь возвращению своего запропавшего квартиранта, на ходу размахивала руками:

      – Пришел, родимушко…

      Но голос ее потонул в реве Трофима:

      – Что на фронте, комиссар? Сводка какая?

      – Газет не принесли, Иван Дмитриевич? – обдала Лукашина своим светлым взглядом Настя. – Мы уж сколько дней не получаем.

      Лукашин коротко рассказал о новостях с фронта.

      – В общем, ничего существенного, – закончил он.

      – Это как понять? – спросила Дарья. – Котору неделю про это слышим…

      – Так и будут стоять, ни тпру ни ну? – зло уставился на него Трофим.

      Старое, знакомое чувство личной вины за положение на фронте поднялось в душе Лукашина.

      – «Ничего существенного», – сказал он, глядя в землю, – это очень существенно сейчас. Как бы вам сказать? Ну, одним словом, наша армия держит гитлеровские войска на одном месте и днем и ночью перемалывает их силу… Чтобы самой потом в наступление перейти. Фашисты теперь – не сорок первый год – битые! Наступать по всему фронту – силенок маловато. Ну и хитрят, щупают, где слабина у нас есть.