ОЛИМП(и)Ада. Любава Горницкая

любому, кого выделяли по тестам и забирали, со страшной силой завидовал весь лицей. Так, что последнюю неделю до отъезда его обходили стороной. Не разговаривали. Не передавали концентрированный сок в столовой. Отворачивались в ответ на приветствие. Зазнайка, нечего тут с ним плясать, а то нос задерет выше. И, ясное дело, шушукались между собой: мол, это временно. Там, в специнтернате, быстро разберутся. Ошибка произошла. Не потянет. Сдуется. Вернут его к нам, как миленького. А там и поговорим! И почти верили. Естественно никого назад обычно не возвращали. Ошибок взрослые не делают. Ты в курсе этого, если не а-шка-идиотина (читай: тот, кто дотанцевался до надзора и патологии А-1). Взрослые в курсе, кто умный. Кто поспособнее других. Но пару раз всего и у них случались проколы. И, если кого правда считали ошибочно распределенным, и возвращали назад в лицей… Ну… Звезда ему на сердце, что тут ещё скажешь. Такой позор ещё заслужить надо. Не смог. Проморгал. Слабак оказался. Дурак неспособный. Учителя смотрели на него с брезгливым презрением: мол, мы доверили, а ты-то… Из-за тебя, дурака, остальным порог способности завысят. А уж, что творили на радостях одноклассники – песня петая. Впрочем, раньше мы лишь слышали о таком. Вроде, в гимназии по соседству так произошло с одной девчонкой. И невесть когда: не то десять лет назад, не то пятнадцать. И еë саму не спросишь – с горя выпила гадость, и еë как умственно безнадежную отправили в утилизатор. И верно. Кому нужны самоубийцы? В нашем же лицее так не бывало. А потом возвратился Алька.

      До шестого класса я особенно его и не замечала. Хоть мы и учились вместе, и сидел он через парту от меня. В друзья Алька совершенно не годился. Он был из тех, над кем вроде бы положено смеяться. Вечно торопился. Двигался беспорядочно, будто устоять на одном месте не мог. Часто вертелся. Слова произносил быстро, половину и вовсе глотал. В драки и беготню на переменах не ввязывался, шарахался к подоконнику, переминался там с ноги на ногу и моргал. Из спортивных секций ходил на плавание, но как-то в победителях соревнований его фамилия не мелькала. Мальчишка как мальчишка. Один из. Не из лучших, но и не из худших. Его не задевали по простой причине. На рукаве пять лучей отдавали лимонным. Звезда сына человека из Родительского комитета. С таким связываться – себя не любить. То, что тесты Алька давно писал на высший балл мы поняли, когда объявили о переводе. Осенью все мы пошли в шестой класс, а он уехал в Старошахтинск, в специальный интернат. Злословили всякое. В том числе (громким шепотом), что способности не при чём. Папочка протолкнул, да и все дела. Повозмущались и будто бы забыли. Но, по правде говоря, совсем нет. Потому что поняли: и правда так бывает, что после тестов приглашают туда. И больше сидели с учебниками. Старались. Думали. Как ни крути, быть первоспособным – сказка и мечта. И я даже не возилась с вышиванием. Не играла в сети. Меньше шастала по пустырям. Утыкалась в бесконечные упражнения добровольно. Если бы я смогла пройти отбор… Тогда бабушку считали бы не поднадзорной с серой звездой на рукаве.