Потом оглушительно хлопнула дверь – вероятно, Ричард ретировался в свой кабинет. И тогда Риченда принялась истерически визжать. Оказалось, у нее на редкость здоровые и мощные легкие. Мне страшно захотелось облить ее ледяной водой, чтобы привести в чувство, но я сочла, что это не в моей компетенции. Чуть слышно затворилась другая дверь – это, видимо, Рори благоразумно отступил с поля битвы в свой кабинет дворецкого. Даже на кухне у миссис Дейтон стихли все звуки или же их просто заглушил визг Риченды. Она продолжала голосить, а весь дом затаился и ждал паузы.
Тут хлопнула моя собственная дверь, и я вздрогнула от неожиданности. Ко мне ворвался мистер Бертрам с мольбой:
– Сделай что-нибудь!
– Как вы сюда…
– Воспользовался лестницей для прислуги.
Я с трудом сдержала улыбку:
– Она ведь ваша сестра, а не моя, сэр.
– Единокровная сестра! Только по отцу! Но главное, она – женщина.
– Для сестер это характерно, сэр.
– Эфимия, я не знаю, как общаться с Ричендой в истерике! Раньше я никогда не видел ее в таком состоянии.
– В подобных случаях помогает хорошая оплеуха, сэр, но мне, к сожалению, нужно думать о том, чтобы не потерять работу.
– Тебе не пришлось бы об этом думать, если бы ты приняла мое предложение, – мрачно напомнил мистер Бертрам.
– Право слово, сейчас не время…
Но мистер Бертрам решил воспользоваться тем, что мы оказались наедине в маленьком кабинете экономки. Он шагнул ко мне и оказался ближе, чем позволяли приличия.
– Эфимия, вместо того чтобы стать моей женой, ты предпочла выполнять прихоти моих родственников. Немыслимо!
– Прошу вас, сэр, довольно. Я полагала, мы уже закрыли эту тему.
– Да неужели я тебе настолько безразличен, Эфимия?
– Дело не в этом, сэр.
Лицо мистера Бертрама просияло:
– Значит, все-таки не безразличен?
– Мистер Бертрам, мы друг другу не пара, – сказала я, отступив за кресло, и уперлась ладонями в спинку, словно искала опоры. – Я экономка.
Вдалеке по-прежнему заходилась визгом Риченда, и это очень отвлекало – я никак не могла привести в порядок свои мысли. Единственный аргумент, приходивший мне на ум – «Но вы же меня не любите по-настоящему», – казался нелепым и смешным, ведь на самом деле мне нужно было сказать, что я обещана другому. При всей своей импульсивности и сводящем с ума упрямстве мистер Бертрам все-таки был безусловно джентльменом, и в этом случае мгновенно прекратил бы все