Ощущая легкое прохладное прикосновение, Анна знала, что может отстраниться, если пожелает. Но все же она не могла. И, как завороженная, смотрела на их соединенные руки.
Он тоже смотрел на них, словно, как и она, чувствовал, как трепещет и растет между ними незримая связь, сближая все сильнее. Потрескивание огня, смех отцовской компании – все внезапно отдалилось. Сейчас существовали только они с Робертом.
– Понравились вам муки бедного Деметриуса? – спросил он.
– Очень, – прошептала она и уставилась на коричневую обложку в их соединенных руках. Она страшилась посмотреть ему в глаза. Вдруг растает и растворится в нем навсегда?
Какими чарами он ее заколдовал?
– Очень красивые стихи, – добавила она. – Я прямо вижу лучи солнца и летние лесные поляны, чувствую тоску Деметриуса. Как, должно быть, ужасно испытывать к кому-то подобное.
– Ужасно такого не испытывать, – ответил он. – Жизнь без страсти – пустая и холодная раковина.
Анна засмеялась. Видимо, не она одна «скрытый романтик».
– Думаете, лучше сгореть, чем замерзнуть? Страсть поглощает целиком, без остатка, пока не останется ничего, кроме пепла. Деметриус несчастен, потому что желает Диану.
– Верно. Но Диана не может ответить ему любовью по своей природе. А если бы могла, это была бы чудесная любовь за гранью воображения. Даже безответная любовь чудесна, ведь, по крайней мере, Деметриус умеет любить. И это дает ему ощущение жизни.
Анна улыбнулась и осторожно приложила свободную руку к его щеке. Ладонь уколола отросшая за день щетина, а сама кожа была теплой и гладкой, как атлас. От прикосновения на его щеке дрогнул мускул.
– Полагаю, вы тоже скрытый романтик, Роберт. Завидуете пастуху?
Он улыбнулся и быстро повернул голову, поцеловав ее ладонь.
– В каком-то смысле. Он хочет чувствовать себя живым – по-настоящему живым – хоть на одно мгновение.
– Пока любовь его не убьет.
– Пока не убьет. Я вижу, вы посмотрели вдаль.
Анна откинулась в кресле, наконец забрав у него
руку. Но, даже не прикасаясь к нему физически, она ощущала между ними незримую связь.
– Вы не чувствуете себя живым, Роберт? – спросила она.
Тот вновь опустился на каминный приступок, лениво оперся на локти и скрестил в лодыжках вытянутые ноги. Он переоделся с их утренней встречи: сменил мятую испачканную рубашку на новую и модную. Еще на нем был дорогой дублет цвета бургундского вина, с черными атласными прорезями на рукавах и рядами сияющих золотых пуговиц и бриджи из тонкопряденой шерсти. На ногах отличные испанские сапоги, отполированные до блеска. В ухе – жемчужная серьга.
Он явно собирался поразить кого-то своим нарядом, и Анна подозревала, что не ее.
– Иногда мне кажется, что я уже мертв и лежу в могиле, – ответил