Когда Агатий пришел в себя, солнце садилось за верхушки растущих по склону сосен. Не чувствуя собственного тела и работая руками, как робот механическими манипуляторами, он сполз с утеса и, не оборачиваясь, побрел на большак по протоптанной в лесу дорожке. Первый же проезжавший водила заметил его (правда, принял сначала за торчащее из снега сломанное дерево), втащил в кабину и привез в Минусинск. Мужик завел парня в теплушку автостанции и вышел позвонить «03».
Не понимая, где он и что с ним происходит, Агатий выбрался на улицу и, теряя последние силы, прислонился к колесу какой-то машины. Чиркнув щекой о подмерзший протектор, Агатий повалился на дорогу.
Машина оказалась (как читатель уже догадался) старым монастырским уазиком.
– Так я попал в монастырь. Остальное, отче, вы знаете…
Агатий замолчал. Его пальцы нервно подрагивали и беспрестанно теребили вязаную скуфейку. Острые худые плечи то неправдоподобно поднимались вверх, то опускались чуть ли не до пояса вниз, будто не имели анатомических опор и, казалось, вот-вот оторвутся от тела.
– Бедный ты мой сынок! – нараспев проговорил старец. – Как же трудно тебе, как гадко внутри, вижу…
Опираясь на спинку кровати, Савва поднялся и обнял келейника.
– Попробуй успокоиться. То, что ты успел совершить, не есть худшее из зол. Да, ты предал клятву. Но теперь знаешь заповедь «Не клянись». Ты предал самых дорогих тебе людей. Но это упасло тебя от худшего зла, теперь ты знаешь и это. Святая церковь самоубийц даже не отпевает, до того они противны Богу. Ты обвиняешь себя в трусости, но выходит, ты обвиняешь своего ангела-хранителя, который спас тебе жизнь. А ведь он дан тебе самим Богом. Значит, ты обвиняешь… Бога? Согласись, тут есть о чем подумать.
Старец гладил ладошкой дрожащее плечо Агатия и нараспев (так спокойней) продолжал увещевать юношу.
– Сейчас тебе тяжело. Твой разум и духовные очи застят горе и хула на самого себя. Житейские повороты не случайны, и за видимым ненастьем кроется то глубокое, в чем ты истинно нуждаешься. Не спеши винить Бога! Найди в себе силы принять на веру промысел Божий.
Савва поморщился.
– Терпеть не могу читать морали! Но по-другому не скажешь.
– А как же мои товарищи, отче? Ведь ваши слова относятся и к ним.
Агатий сжался телом, не видя возможности получить ответ на свой страшный вопрос. Действительно, старец замолчал и только тихонько раскачивался из стороны в сторону, продолжая гладить Агатия по плечу.
– Ответить нелегко, – произнес он после длительной паузы, – мы все очень разные и судим об одном и том же, как правило, со своей колокольни, значит – по-разному! А потом удивляемся: почему Бог одному дал столько, другому столько? Бог, как сеятель, метнул нас в жизнь из своего заветного коробка – летите, люди!