– Как же оно так вышло, ей-богу? – Осип выключил телевизор и виновато посмотрел на присевшую рядом жену. – Злобно вышло, не по-людски. Они, блин, тоже хороши, если б не бронежилеты…
– Но ведь мальчишки же! – вздохнула жена, гладя увесистое плечо мужа.
– То-то и оно, – отозвался Осип, – ладно б дело, бандиты. А теперь что? Неделю места себе не нахожу. С комвзвода переругался – стыдоба! Он мне: мы действовали по инструкции. А я ему: какая такая на хрен инструкция, чтоб детей бить? В общем, Люсь, подал я рапорт на увольнение. Хоть кем, хоть сторожем в церковь пойду, но не могу я больше, как собака на привязи, брехать на человека!
– Я понимаю… – улыбнулась Люся и продолжила сервировать стол к ужину.
Часть 3. Противостояние
Тем временем по заснеженным улицам Абакыма ползли тревожные слухи. Поговаривали о новых случаях исчезновения студентов и о том, что местные власти сознательно скрывают печальную сводку из страха перед новыми молодежными волнениями. Действительно, подростковая часть населения города как-то странно притихла и превратилась в некую сдавленную пружину, готовую по первому взмаху случайного лидера распрямиться и натворить дел покруче той институтской заварушки.
Шокированное столь жестким молодежным противостоянием, российское общество наконец обнаружило, что внутри населения законопослушных россиян вызревает еще один не похожий ни на кого человеческий миллениум. Это не розовый и несмышленый младенец, упакованный в педагогические пелены, но несговорчивая и способная на отчаянные поступки стая будущих владельцев страны, а быть может, и мира.
Более того, подростковый миллениум живет по своим внутренним законам. И если во взрослой жизни законодательства и общепринятые смыслы человеческих действий изъедены временем и похожи на внушительные морские буи с налипшими на них плотными слоями житейских ракушек, то «нормативная база», направляющая поведение подростка, скорее походит на приливный рой прозрачных медуз, колышущихся в такт сиюминутной набегающей на берег волне.
Гений Шекспира проник в эту сверхнеплотную среду и разглядел в ней потрясающую любовную историю двух юных сердец, назвав прелестников вечными именами Ромео и Джульетты. Многое из того, что случилось в ней для нас, взрослых, непонятно, ведь мы, взрослея, забываем самих себя.
Мы забываем о том, что все граждане детства – гениальные художники и фантазеры. Как свежо, непосредственно и ярко они (прежние мы!) воспринимают окружающий мир. Глядя на прозрачные медузоподобные детские «тельца», нам хочется еще раз прикоснуться к отступившим от нас парадоксальным мироощущениям. Но нам нельзя! Мы – взрослые, высшая раса! И мы вынуждены смотреть в сторону детства с долей иронии и снисходительности…
Объявив