– Да, это вещь!…
– Что, думаешь, ценная?
– Не то слово! Ты же сам видишь… Послушай, Вова, но ведь получается, что ты его… украл…
– Я – украл? Ты что, бредишь? Она сама его в унитаз бросила! Да если б она на спуск нажала, оно б знаешь, где было?
– Но она ж не нажала!
– Ну?
– Что ну? Ты его украл. И ты должен его вернуть!
– Да пошла она!.. Может, еще прощения попросить? Она меня обхамила, как могла, а я у нее прощения проси. Слушай, Леха, тебя на работе матерят?
– Меня сократили…
– Ладно, я не об этом. Я же на работе, я деньги за ремонт сантехники получаю. У меня в колдоговоре матерщина от клиентов не записана! Да если бы это был мужик, я бы…
– Володя, это само собой! Но ведь – котлеты отдельно, мухи отдельно! Она тебя оскорбила, да, но это не дает тебе права воровать!
– Иди ты в задницу, Потапыч! Чистюля! Деньги-то за ворованный счетчик взял, не пикнул…
Потапов вскочил, вскочил и Телицкий. Они чуть носами не уперлись друг в друга – крупный, медвежеватый Потапыч и маленький, в весе мухи, Телицкий. Перстенек лежал на столе между ними, посверкивал гранями, подначивал на что-то… Наконец Телицкий сел, отдуваясь:
– Ну, дурдом…
Сел и Потапов. Посидел, подумал, сказал:
– Счетчик я за свои деньги поставлю, когда заработаю. Но и ты должен вернуть вещь хозяйке.
– Какая она, к черту, хозяйка… Ты бы видел ее рожу. Не может быть у этой тетки такой вещи! Откуда? Разве только, правда что, сперла где-нибудь.
Вова вертел в руках перстень, любовался переливом граней волшебного камня. Хотелось положить его в карман и уйти, и бросить этот разговор. Потапов тоже не сводил глаз с перстня.
– Тьфу ты, сидим, как загипнотизированные… Потапыч, а может, это все-таки, подделка? А мы купились…
Потапову было стыдно за внезапную вспышку. Он сказал примирительно:
– Давай снесем его Кобзону. Помнишь, я тебе рассказывал, ювелир… Он-то в этом деле лучше нашего разбирается.
– Давай. Если подделка, оставлю себе, как трофей. Компенсация за моральный ущерб. А если ценная вещь, сдадим в милицию. А к этой дуре я не пойду, как хочешь…
Кобзон был одноклассником Потапова. На первом занятии по военной подготовке военрук устроил в их классе перекличку. Последним вскочил тоненький кучерявый мальчишка и по слогам отчеканил: «Я-коб-зон!» «Если ты Кобзон, то я Пьеха!», среагировал с чисто казарменным юмором военрук, на свою беду бывший по отчеству Станиславовичем. С тех пор, кроме как Пьехой, его не звали, а когда под конец занятий он всех достал, то говорили не иначе, как: Иди ты, Станиславовна… Сашка же Якобзон навсегда остался Кобзоном, хотя давно уже