И вот что было думать служаке, когда гарнизонная лодка с большой земли, из Кеми, прибыла с секретным посланием? Оное сообщало о прибытии великого князя Иоанна, князя Бельского и сопровождающих лиц, указывало на необходимость содержать малолетнего повелителя под стражей, предписывало до поры игумена в известность не ставить, поступить в распоряжение головы вновь прибывшего отряда и обеспечить все условия, дабы избежать прискорбных неожиданностей.
Послание пропутешествовало сюда из Москвы, подписано было Шуйским и явно свидетельствовало: борьба за власть в столице зашла чересчур далеко. Читавший это письмо поневоле чувствовал себя между молотом и наковальней. Иоанну Васильевичу присягал, а с другой стороны – приказы начальства не обсуждают. Но всегда ли это справедливо? Хорошее будет дельце, если человека, которому поклялся в верности перед лицом божьим, при твоём же участии сгноят в темнице или того хуже!
Волк был не дурак и малый честный, сложил два и два, подумал и отправился в келью к игумену. Была тому визиту и еще одна причина, личная, но сотник рассудил, что это не игуменова ума дело, а только его, Волка, да Бельского Ивана Федоровича.
А назавтра рано утром в море показался поморский коч под военным знаменем…
***
Иисусова пустынь, большая проплешина на густо заросшем лесом острове, звенела тишиной.
Человек, пришедший сюда сегодня, определил это место для безмолвных молитв. Хрусткий ледок под подолом давно подтаял, промочил рясу, холодом схватил ноги, но коленопреклоненный чернец ничего не замечал. Глаза его, глубоко засевшие под надвинутым по самые брови клобуком, были закрыты. Ветерок холодил высокие скулы, обтекал красиво выточенный нос, пошевеливал волосы и бурую, мягкую, как трава вокруг, бороду. Нет, инок Филипп не спал, но, Бог не уберег – и не молился.
День, и так почти бесконечный об эту пору на Соловецких островах, монастырские обитатели трудами своими делали, казалось, еще длиннее. Филипп сегодня, как обычно, первым пришел к заутрене, потом носил воду для трапезной из прозрачного, как небо, омута, потом было главное послушание: кузня. Монахи поначалу удивлялись: откуда у боярского сына этот дар – сильно и точно бить пудовым молотом часы напролёт? И радовались – дал Господь