– Но почему Канта? – спрашивал я ошеломленный.
– Чтобы острее ощутить оргазм, – смущенно отвечала Белла.
Странное соотношение философии и оргазма лишь подчеркивали высокие душевные качества этой непредсказуемой и восхитительной женщины.
Я полюбил Беллу всем сердцем и принимал ее со всеми ее капризами. Она любила заниматься сексом в совершенно неожиданных местах, порою принуждая меня брать ее то под столом то на столе или даже на шифоньере, откуда мы однажды свалились в момент, когда я кончал. На мне это глупое падение отразилось катастрофически. Я едва не сделался половым инвалидом. Но с этой женщиной были не страшны подобные пустяки: своим участием и лаской она сумела вернуть меня к радостям сексуальной жизни. Ее фантазия была неисчерпаема. Однажды, наблюдая, как спариваются на абажуре мухи, она обратилась ко мне с невинным вопросом:
– А мог бы ты трахнуть меня на потолке?
– Я не против, милая, – сказал я, – но прежде надо бы застраховаться.
Лично меня Беллочкина фантазия лишь забавляла, но иногда мне казалось, что именно склонность моей возлюбленной к акробатическим соитиям в местах, куда без альпинистского снаряжения было не взобраться, а также ее неукротимое влечение к философии второй половины девятнадцатого века, сломили волю, ее супруга и он с головой ушел в продолжительные запои. Муж ее работал охранником на центральной автобусной станции, а она занималась семейным очагом, все свободное время, проводя у меня или у ботаника, которому, я думаю, лучше работалось в ее присутствии»
Глава девятая
Доктрина Мордехая Фридмана
Свое расследование я хотел начать с заведений Мордехая Фридмана. Меня настораживало лишь то, что человек он был проницательный и немедленно разгадал бы, с какими намерениями я явился. Тревожить Фридмана понапрасну, без определенного плана действий было неосторожно, и я решил отложить на время свой визит к нему. Когда-то мы были на короткой ноге и я, бывало, занимал у него на мелкие расходы. Он не брал проценты с долгов, потому как хотел привлечь в свою харчевню больше посетителей.
Я включил Фридмана в число подозреваемых мною людей, хотя каких либо конкретных улик против него у меня не было. По натуре он был скорее жулик, чем убийца. И потом, с какой, казалось бы, стати, – рассуждал я, – ему держать зло на Уилла? Напротив, он не скрывал, что помогает ему материально, не раз подчеркивал, что был лично знаком с его отцом и считает себя в некотором роде, ответственным за судьбу сына. Ничего предосудительного в поведении Фридмана раньше я не замечал,