Всякое противодействие, как активное, так и пассивное со стороны учреждений и лиц будет рассматриваться как противодействие Красной Армии в условиях Военного времени и преследоваться по всем строгостям революционного закона…
Согласно приказа Реввоенсовета Республики от 30 сентября 1918 года № 6 тов. Меерхольц Александр Петрович без ведома Упродкавфронта не может быть подвергнут ни аресту, ни задержанию по каким бы то ни было причинам.
Тов. Меерхольцу предоставляется право носить всякое оружие. Реввоенсовет: Ворошилов, БудённыйСекретарь: Орлова
1919 год, декабрь. Дача семьи Меерхольц, хутор на реке Гуселке
Утро морозное, безветренное. Стайка снегирей – будто красные яблоки, нечаянно рассыпанные по снегу. Яркое белое солнце над головой, да прямые полоски печного дыма в голубое небо – повсюду из деревянных жилищ.
Шурка выбегает на тонкий лёд Гуселки, затягивает поясок на пальтишке покрепче и кричит, что есть сил:
– Мама, мамочкааа! Мамочка, смотрите, как наша речка застыла!
Вслед за Шуркой, широко разведя руки, с визгом, скользит на коленках Ростик.
Евгения испуганно охает, хватается за голову:
– Мальчики, назад! Сейчас же назад! Лёд ещё слабый совсем! До беды дело дойдёт!
Минуту спустя все спешат домой: братья послушно держат мать за руки, дурачатся и хохочут, шмыгая замёрзшими носами. Мать хмурит брови:
– Шура, ты непозволительно ведёшь себя перед младшим братом! Чему хорошему он научится, глядя на твой пример поведения? Сегодня – эта безумная выходка на льду. Вчера ты явился из гимназии с разбитым лбом и в синяках! К тому же не удосужился объяснить случившееся отцу.
Сын молчит, виновато уткнувшись в пальто матери, поглядывая на Ростика.
– Шура, ты не расслышал мой вопрос?
Мальчик оборачивается назад, будто желая удостовериться, что за его спиной никого нет. Затем поднимает глаза на мать и шёпотом оправдывается:
– Они меня дразнят, каждый день дразнят и смеются. Вчера кричали «Катись на саночках к своей немецкой мамочке!» Ну как я мог терпеть? Как? Я дрался. Кулаками. Честно. Вот такая правда, мама… Мама, скажите мне, это очень плохо, что мы – немцы?
Евгения останавливается и строго смотрит на сына. Шурка видит иней на её ресницах и маленькую капельку крови из трещинки на нижней губе.
– Это для кого плохо? Для тебя, Шура, плохо? Запомни, Шура: стесняться корней своей семьи – безнравственно и неприемлемо для благородного человеческого разума! И если я ещё раз услышу подобные вопросы, то более не смогу уважать тебя, Шура!
Совсем скоро прогулка подходит к завершению. Вековые липы аллеи, яблоневые сады, справа от дачных построек – всё покрыто снегом. Высокие сугробы играют алмазами, сквозь них протоптана