– Видишь, видишь? Вот я о чем. Не представляю, как бы мы поладили. Мы с тобой умеем только спорить.
– Ты так говоришь, будто это плохо!
– А разве нет?
– Джессика, – прошептал Дуэйн, – спорить с тобой – одно из моих любимейших занятий.
Сердце у меня бешено стучало, а дыхание остановилось, и причиной тому стали не столько его слова, сколько то, как Дуэйн их произнес – мягко и искренне. Я энергично заморгала, чтобы не растаять там же и прямо на нем (как можно таять, если с трех сторон меня окружает ледяная вода, оставалось загадкой, но что с меня взять).
Я кашлянула и собрала волю в кулак.
– Одним из твоих излюбленных занятий было меня разыгрывать, и нечего переписывать прошлое!
И снова я щекой ощутила, как он улыбается:
– Ты тоже хорошо меня разводила, не отрицай.
Я спохватилась, что слишком широко ухмыляюсь, вспоминая былые подвиги.
– А ты всякий раз велся! Помнишь, как я подменила кусок клубничного торта на губку, а ты откусил?
– А помнишь, как ты заставила меня поверить, будто глотаешь мух?
Я хихикнула.
– О, а я и забыла! Это был изюм. У тебя был такой вид – я думала, тебя там же и вывернет.
Некоторое время мы молчали, бродя в воспоминаниях. Мне пришло в голову, что Дуэйн, пожалуй, не пытается переписать историю. Он хочет, чтобы я посмотрела на нее под другим углом.
Я сказала, не подумав:
– Мне очень нравилось, как ты злился и обещал мне отомстить.
– Ага. И всегда сдерживал обещания.
– О да!
Мы снова замолчали. Тишину нарушал только тихий плеск воды о берег. Но тут руки Дуэйна скользнули вниз, задев мои бедра, и я мгновенно очнулась.
Я тряхнула головой, чуть наклонилась вперед, осторожно кашлянула и спросила:
– Если все начать заново, зачем тебе со мной дружить? Ты же назвал меня нахалкой!
Дуэйн кивнул и снова положил руки так, чтобы это уже напоминало объятья.
– Назвал, потому что ты так себя вела.
Я раздраженно фыркнула.
– Врала-то не я! У меня было полное право рассердиться. Не знаю… – Я сглотнула, обдумывая следующие слова. – Не знаю, готова ли я тебя простить.
– А я и не прошу прощенья. Я ни о чем не жалею.
– Не жалеешь? – Это вышло громко и визгливо. Несмотря на ледяную воду, у меня подскочило давление.
– Не-а. О том, что мы целовались, – нисколько.
Я снова засмеялась – теперь раздраженно.
– То есть тебе не стыдно, что ты обманом внушил мне, будто ты – Бо?
Дуэйн пожал плечами, уткнувшись носом мне в шею и согревая меня дыханием. Мозг требовал призвать его к порядку, но тело орало: «К чертям гордость, я замерзаю!»
Наконец Дуэйн сказал:
– Я ни разу не сказал, что я Бо. А ты не спрашивала.
Я открыла рот, откуда вырвался слабый недоверчивый