– Почему: молодец? Я забрала твою еду.
– Среди нас хоть один будет сытым, – тут же спохватившись, я проронила, – Мне не хочется больше. Я, вообще, не люблю макароны.
После ужина мы смотрели телевизор, вернее, я переживала за невзгоды черноуха, а Дженни только делала вид, что ей интересно. Я сжимала кулаки, глядя на зловредных соседей, собачьих недругов. Собак надо любить потому, что они лучше людей, и даже лучше Дженни.
– Ты уже сама с собой стала разговаривать.
На замечание Дженни я ответила, – Не сама с собой, а с внутренним голосом. Чего смеешься? Разве люди не разговаривают сами с собой?
– Наверное, так делают, когда не с кем разговаривать. Так о чем мы будем говорить?
– О собаке. Почему мне не разрешают завести собаку, ведь у нас большая квартира, и ей обязательно нашлось бы, где жить.
– Знаю, но трудно убедить людей, которые не любят животных, в их пользе.
– Не понимаю, как можно не любить животных? – уверенная в своей правоте, я более отвечала, чем вопрошала, – Жаб, тараканов, змей – еще понимаю. Но кошек, собак, овечек, лошадей, обезьянок…
– Они гораздо лучше людей, так ты говорила, кажется?
Сказано это было тоном обиженного человека. Неужели Дженни считает по-другому? Я уткнулась в телевизор, но там, как назло, закончилась первая серия о черноухе, и начались вечерние новости.
– Тебе пора спать.
На экране рассказывали о подготовке к параду Победы. Стойкие оловянные солдатики, словно заведенные маршировали по площади. Однообразные, отточенные до автоматизма движения усыпляли, и я начала клевать носом.
– Алина, пойдем, я уложу тебя.
Я безразлично дала себя увести. Постель, которую готовила Дженни, мне не понравилась. Пододеяльник не был новым и пах лекарствами. Я сказала об этом Дженни. Она долго принюхивалась, при этом лицо у нее приняло испуганный вид. Мне стало страшно. Дженни тут же кинулась меня успокаивать. – Алина, я застелю постель. Мы, если хочешь, вместе ляжем.
– Не гаси свет, – попросила я.
Дженни выключила телевизор, и мы легли, укрывшись собственной верхней одеждой. Было неуютно и не очень тепло. Я прижалась к Дженни, и почувствовала, как она дрожала. – Тебе тоже страшно?
Дженни молчала. В тишине зарождающейся ночи были явственно различимы чьи-то шаги. Они, то приближались, то удалялись, привнося с собой смятение, граничащее с отчаянием. Неподалеку раздался щелчок. Дженни, слегка отстранив меня, села на кровати.
– Я сейчас посмотрю.
– Не оставляй меня, Дженни, – попросила я. Просьба моя более походила на мольбу, и Дженни подала мне руку. Вдвоем мы обошли весь дом, и не расстались с ощущением тревоги. Повсюду горел свет, окна были задернуты старыми занавесками, что только рождало новые предчувствия. Кто-то за нами подглядывал.
– Дженни, давай спать по очереди.
– Давай сначала будешь ты.
Я закрыла глаза, и тут же уснула. Вернее, я после поняла,