Не знаю, сколько времени прошло, постепенно начало смеркаться. Свернув с шоссе, иномарка, на которой мы ехали, оказалась на проселочной дороге. Местность была мне незнакома, смутные предчувствия чего-то нехорошего не оставляли меня. Нечто подобное испытывала и Дженни, но в отличие от меня стойко хранила молчание. Вскоре мы остановились. Папаша вышел из автомобиля и запер нас.
– Сейчас я что-нибудь приготовлю тебе, – пообещала Дженни. – Не вздыхай, я тебя не обману.
Я внимательно посмотрела на Дженни, – Ты веришь моему отцу?
Теперь уже вздыхала Дженни, – У меня нет выбора. Мне он ничего не объяснял, сказал лишь: «Если хочешь увидеть Алину, поедем со мной».
– Как ты думаешь, что будет с нами?
Вдруг Дженни приложила палец к губам. Спустя некоторое время увидела отца, идущего к машине. Мы с Дженни затаились, в ожидании неизвестности.
– Ступайте в дом. Там есть все необходимое.
Он буквально вытолкал нас из автомобиля и уехал. С опаской мы направились к дому. Деревянный, одноэтажный, совсем даже не новый, он манил и одновременно отталкивал нас. Держась за руки, мы поднялись по ступеням, и подошли к двери.
– Дженни, я боюсь.
– Я тоже, но во дворе еще страшнее. Еще чуть-чуть, и совсем стемнеет.
Мы медленно бродили по дому, держась за руки. Всего в нем было три жилых комнаты и кухня. Повсюду чувствовалось запустение, толстый слой пыли лежал на ящике телевизора, футляре швейной машинки, книжном шкафу, кроме того, на скатерти обеденного стола лежала большая стопка журналов.
– Знаешь, Алина, меня неотступно преследует ощущение, что незадолго до нас здесь кто-то был, копался во всей этой старине.
– Конечно. До нас в дом заходил папаша. Он и наследил.
Дженни отрицательно покачала головой, – Нет, не то.
Я не отрывала настороженного взгляда от дорого лица. Сейчас, в таинственной полутьме, оно более походило на маску. Прищуренные глаза, насупленные брови, крошечная ямочка на подбородке, в которую я любила уткнуться кончиком носа – теперь все это застыло, подчиняясь гнету враждебного взгляда. На Дженни кто-то смотрел, и этот неизвестный многое знал о нас, а мы о нем – ничего.
– Мне страшно.
Холодные руки нежно гладили меня, лицом я зарылась в складки ее одежды. Здесь