И зачем нам эта корова? Могли бы обойтись без неё пока. Иван чуть не плакал, когда нас позвали к Саболенке.
– У кого же брать будем?
– Возьмёшь у Подоматьки. У него ничего не брали.
– Да побойся ты Бога – у него же дети!
– А мы что будем есть? Медведя? Или, думаешь, свиную тушёнку на парашютах сбросят? Разевай рот шире!
Правда, однажды было так, что сбросили мешок тушёнки. Это было уже в конце 44-ого Только тушёнка та не нам, а соседнему отряду предназначалась. У них свой рация, да и несколько человек с Большой Земли – не то что у нас, где все их этих мест. Ну и ладно. Тушёнку все равно полицаи съели. И соседей перебили.
– В общем, собирайся. Возьмёшь Романа и Здралевича. Больше послать некого.
И вправду некого: пятеро подрывников ушли на дорогу, четырнадцать откомандированы в другой отряд, для подкрепления. Остались только мы, да старый дед-кашевар и тётка Мария.
– Ладно, пойду. Только у Подоматьки брать не буду.
– А у кого возьмёшь? В общем, чтоб корову привёл! И точка.
Легко сказать – «привёл»! А где её взять? Что у Подоматьки, что у другого – всё равно как ржавый гвоздь в пятке.
К сараю подошли вдвоём с Иваном. Роман стоял у хаты, чтоб хозяину помешать, если выбежит. Роману-то что! Он из собственного дома всё вынесет, если скажут, и будет ещё при этом жёлтые зубы скалить, как лошадь.
Сарай закрыт огромным замком. Не такой дурак Подоматька, чтоб двери незапертыми оставлять.
– Чёрт возьми… Этот замок не так легко выломать. Шум поднимешь Дай сюда ломик!
Иван подсунул ломик под замок и потянул на себя двумя руками.
– Не выходит! Никогда не грабил. Руки дрожат, как у вора. На, попробуй ты!
Я берусь за обжигающий на морозе ломик и наваливаюсь на него всем телом. Надо скорей кончать, а то, если думать, совсем тошно на душе будет.
– Давай вдвоём!
Мы с Иваном наваливаемся вместе и тянем изо всей силы стальной ломик, который гнётся. Что-то там, за дверью хрустнуло, заскрипело и легко поползло из дубовой доски. Замок, глухо лязгнув, повисает.
Двери открылись со стоном.
– Осторожней! Посвети фонариком. Вот туда, правее. Луч карманного фонаря выхватил из темноты тощие бока и остановился на удивлённой коровьей морде. Она то, не мигая, смотрит на фонарь, то жмурит огромные, недоумённые и испуганные глаза.
– Не мешкай, Генек! Давай, поднимай её.
Корова тихо замычала. Я пнул её ногой и почувствовал, как задрожала её шкура.
– Да поторапливайся ты! Накинь на рога верёвку!
Я попытался накинуть петлю, но корова резко метнулась в сторону.
– Чтоб ты сдохла, холера!
– Растяпа!