Маша снова побежала в дом. Кошка Пенка, вывернувшись животом вверх, лежала, мурлыча, на подстилке. Четыре крошечных мордочки с писком тыкались беспомощными носами в шерсть, ища, к чему присосаться. Маша невольно залюбовалась, потом спохватилась и понеслась к колодцу за водой.
Поверхность холодной воды еще не успокоилась. Ждать было некогда. Маша засучила рукава, оторвала от кошки всех четверых котят и опустила их в ведро вместе со своими руками по локоть. Котята с силой рвались на поверхность, Машины замерзшие руки еле удерживали их под водой. Наконец, они почти одновременно вытянулись и застыли, а вверх пошли пузыри. «Это смерть. Быстро. Движение сделалось неподвижным», – Маша никак не могла осознать этот переходный момент.
Пока она бегала за фельдшером, пока все вместе спасали свинью, пальцы, отошедшие от индевелости, продолжали помнить то ощущение исчезновения жизни, которое познали в ведре с колодезной водой. И ночью перед глазами было то же самое. Нечто подобное испытала Маша, когда выдавливала на спине Павлика чирьи. Какое-то чувство освобождения – когда гнойный стерженек выстреливает вперед, и на его месте появляется неожиданно глубокая ямка.
Наутро, в пять часов, Маша побежала в хлев посмотреть, жива ли свинья. Жива! Даже что-то ест.
– Тихо, не мешай ей! – это мама еще не ушла на работу и тоже беспокоится о Матрене.
– Мама, а что она ест?
– Порося. Ей это надо, силы набрать. Ну, я пошла, а ты посмотри, чтоб к Матрене никто не залез. Нюра подойдет через час.
Мама ушла. Маша присела на корточки и стала смотреть, как свинья пожирает своего ребенка. Тоненькие синеватые ножки постепенно исчезали в пасти чудовища. Машу пронзило непонятное чувство. Свинья уловила это и злобно посмотрела исподлобья на девочку. Затем зарычала и оскалилась, как пес. Но внезапно покачнулась – видно, сильно ослабела, и, подавившись, изрыгнула содержимое желудка назад. Маша смотрела на животное, не понимая, что нужно сделать. Свинья все глядела ей в глаза, по брылям стекали струйки испачканной слюны. Наконец, икнув, она перевела взгляд с Машиных глаз на блевотину, от которой шли пары и зловоние. Подвижный пятачок понюхал свою опрометчивость. Маша увидела в луже куски пережеванных хрящей и поеденные поросячьи ножки. Свинья икнула опять и неторопливо, смакуя, пожрала еще раз то, что пыталась пожрать прежде.
… Омерзение Маши было настолько велико, что оно уже не было омерзением, а было недоумением, ступором или чем-то еще совсем неизвестным. Она понуро шла из хлева в дом. Из маленькой комнаты послышался детский плач. Это проснулся младший – Семен. Маша, с совершенно отрешенным лицом, взяла его на руки и села на постель рядом. Малыш кричал, потом внезапно успокоился и исподлобья, точно с таким же выражением, как недавно Матрена, посмотрел на сестру. В Машиных ушах звенело, в глазах стояла свинья, пожирающая безобразную теплую лужу, ее кровоточащая промежность, котята, застывающие в руках, мама, рожающая Семена прямо в этой комнате… Маша расстегнула свой халатик. Под халатиком набухли две