Наконец, всё требуемое было сделано, и книга утром седьмого дня лежала на столе Гилилова. Сам он в это время был у врачей, где ему «карантин» сняли, но назначили курс лечения в утренние часы после завтрака и обязательные моционы дважды в день. Приняв это как неизбежный приговор Ольги Васильевны и дав ей обещание всё выполнять в точности, Илья Михайлович, к своей великой и неописуемой радости, нашел новую книгу в своём кабинете на столе. Он пригласил Нортона. Вместе её осмотрели; она была выполнена тщательно, на лучшей бумаге, лучшим шрифтом, насыщена цветными иллюстрациями; её облик завершала очень плотная глянцевая обложка со спокойным голубым падуанским небом Италии, где под дубом на фоне уличных галерей сидел молодой Рэтленд с толедским мечом в руках. Это была цветная иллюстрация с очень небольшой картины, которую в своё время Гилилов осмотрел в Лондоне. Она являлась собственностью королевы Англии Елизаветы II. Тогда он сделал редкое открытие: изображенный на картине, до этого неизвестный молодой человек, был граф Рэтленд; в разное время по этому поводу строились разные предположения, но имени графа никто из исследователей никогда не произносил. Такие все были умные! А ведь художник Исаак Оливер и Рэтленд, как установил Гилилов, в одно и то же время пребывали в Падуе!
Принесли ещё одну книгу, ее успели сделать в двух экземплярах. Что же творит современная техника, просто уму непостижимо! Илья Михайлович быстро просматривал текст, а Нортон, найдя на внутренней стороне обложки свою фотографию Большого каньона в Колорадо, улыбался, как всегда, своей мягкой улыбкой. Гилилов попросил Нортона навестить графа, сообщить ему, что «карантин» снят, что он здоров и будет сегодня на ужине, где хотел бы встретиться с ним и, а это главное, просить его светлость о разрешении поработать в библиотеке. Нортон, вернувшись, объяснил, что его светлость с большой компанией, включая весь медицинский персонал, совершает утренний моцион в парке. Гилилов, просматривая книгу, дошел до конца и вдруг увидел стихотворение, естественно, на английском языке, оно завершало книгу. Вчитавшись в английский текст, он понял, что это стихотворение Набокова, переведенное на язык Шекспира и именно о нём. Перевод был новый и просто замечательный. Он венчал выполненную книгу также великолепно, как и ту,