Лонгин на возвышении снова призвал к тишине.
– Я разослал приказы Третьему и Шестому легионам срочно прибыть в наше расположение. Как только армия соберется воедино, мы двинемся на восток и сокрушим парфян. А до этих пор, соратники мои, мы должны готовить своих людей к войне. Пусть каждый офицер позаботится о полной готовности своего снаряжения, отзовет всех солдат из отпусков и выполнит все необходимые по артикулу предписания. Я намерен, как только армия достигнет необходимой готовности, немедленно сняться с лагеря. Все свои приказы по предстоящему походу вы получите в ближайшие несколько дней. На этом я заканчиваю… Пройдут годы, и когда мы уже состаримся, люди в торжестве и удивлении посмотрят на нас и скажут: «Посмотрите, вот они, те герои, что сокрушили старейшего и злейшего врага Рима!» И если мы одержим победу – точнее, когда мы одержим победу, ибо так оно и произойдет, – то это будет не просто победа. Это будет больше чем победа. Через деяния наши мы обретем бессмертие, ибо чего более может желать истинный римлянин? – Лонгин вынул меч и вскинул его высоко над головой. – За Рим и нашу победу!
Всюду вокруг офицеры вскидывали кулаки, с ревом подхватывая победный клич. Макрон, вскользь глянув на Катона, влился в общий ор и теперь с упоением надрывал глотку. Катон со вздохом тоже стал нехотя открывать рот, больше для виду. Уже не в первый раз, несмотря на выстраданное восприятие себя как солдата, он чувствовал себя далеким от службистского рвения остальных офицеров. А на возвышении этим угаром боевитости вовсю упивался Кассий Лонгин; обращаясь попеременно то к одной, то к другой части собрания, он картинно вскидывал в воздух свой меч. Наконец он сунул его в ножны и сошел с подиума, а вместо него туда поднялся старший центурион Десятого легиона и, стукнув витым церемониальным жезлом по известняковой плите, рявкнул:
– Разойдись!
Офицеры развернулись и зашаркали к дверям, оживленно беседуя о видах на предстоящую кампанию. Этот был по сути первый поход для многих, кто был из разных мест переведен служить сюда, в сирийскую провинцию. Хрупкое равновесие сил, существовавшее между Парфией и Римом со времен первого императора Августа, теперь перестало существовать. Долгая игра дипломатических ходов и ухищрений, осуществлявшаяся агентами двух империй, пошла прахом, и отныне конфликт решало столкновение двух великих армий.
– Префект Макрон! Центурион Катон!
От резкого, эхом отскочившего от стен оклика Катон невольно вздрогнул; вместе с Макроном они обернулись на старшего центуриона, который таращился им вслед.
– Задержитесь!
– О боги, – буркнул Макрон под любопытными взглядами ближних офицеров, – ну что там еще?
Катон пожал плечами и взялся протискиваться к подиуму против встречного течения покидающей залу толпы. От него не укрылось, как с возвышения на них с Макроном выжидательно поглядывают проконсул и легат Амаций.
– Все, ты можешь идти, – кивком отпустил Лонгин старшего центуриона, когда Катон