– Центурион Кастор.
Глава 5
– Солдаты Рима! – Кассий Лонгин торжественно оглядел пиршественную залу своей резиденции. С возвышения, где он стоял, отчетливо различались лица собравшихся здесь центурионов, трибунов, легатов. – Войне с Парфией – быть!
Сдержанный рокот прокатился по зале; офицеры переглядывались меж собой, пока наконец в нависшей тишине все взгляды не оказались устремлены на проконсула Сирии. Весть об отряде парфянских всадников, как из-под земли возникшем давеча под самыми стенами Антиохии, бурей пронеслась и по лагерю, и по улицам города. Говорили разное: от заключения вечного союзничества между Римом и Парфией до наступления громадного парфянского войска, что марширует уже не более чем в одном дне пути от Антиохии с указанием безжалостно истребить всех мужчин, женщин и детей, а сам город сжечь дотла. Слова Лонгина внесли первую ясность в доселе расплывчатую картину, и теперь офицеры с напряженным вниманием вслушивались, рассчитывая узнать какие-нибудь детали. Дождавшись, когда воцарится полная тишина, проконсул продолжил:
– Несколько дней назад парфяне врасплох застигли одну из наших застав и истребили там гарнизон в составе одной когорты. Прежде чем в спешке улизнуть, недавние гонцы от неприятеля оставили нам якобы в подарок голову ее командира, центуриона Кастора из Десятого легиона.
Стоящие вокруг Катона и Макрона офицеры негодующе загудели, а Макрон, пихнув локтем своего товарища, сказал ему на ухо:
– Надобно пожалеть парфян, что окажутся напротив нашей позиции: пахнет для них могилой.
– Могилой, говоришь? – скептически усмехнулся Катон. – А вот я насчет предстоящей кампании твоего оптимизма не разделяю. Этих парфян так просто не возьмешь.
– Ой, да брось ты! И не таких бивали.
– Да неужто? Ну-ка, просвети.
Поглядев секунду на друга, Макрон поджал губы.
– Вообще-то замечание уместное, – признался он. – Парфяне в бою ох какие злючие. Но чем крепче орешек, – он жарко потер ладони, – тем приятней его раскалывать!
Катон внимательно поглядел на Макрона, а затем покачал головой:
– Иногда, клянусь богами, мне кажется, что ты все это воспринимаешь как какую-то игру.
– Игру? – переспросил Макрон удивленно. – Да ну, что ты! Это гораздо увлекательней игры. Это вызов; зов, если хочешь. Для истинных солдат в этом смысл жизни. А впрочем, тебе не понять. Ты же у нас философ – тонкие материи, все такое.
Катон вздохнул. По разумению Макрона, все то обширное образование, которое Катон получил до поступления на службу, являло собой скорее вред, чем благо – что он, кстати, не уставал Катону повторять. Сам же Катон чувствовал, что армия стала для него доподлинной семьей, но что для исправного исполнения служебных обязанностей тот культурный багаж, который он с собой носил, являлся лишь никчемным бременем, за исключением