Однако после третьей бутылки скованность прошла, слова стали легко цепляться друг за друга, а после пятой разговор пошел нормальным темпом. И тема получилась очень даже интересная: о воздействии на умы и мысли людей…
– Я так считаю, – писатель решительно рубанул свободной рукой ни в чем не повинный воздух, – книга должна нести в себе положительный нравственный заряд! Как говорится «сеять разумное, доброе, вечное»!
Он хлебнул пивка, ловко стряхнул коварно полезшую из горлышка пену и вопросительно посмотрел на режиссера – оценил ли тот сказанное. Но режиссер только пожал плечами:
– А зачем тебе тратить на всю эту ерунду время? Кому это надо?
– Ничего себе ерунда! – писатель даже обиделся. – Обращаясь к вечным ценностям, я вызываю в душе читателя своеобразный резонанс, отклик. Именно так я устанавливаю с ним заочный контакт и получаю доступ самым потайным уголкам сознания.
– И что дальше? Причем здесь твое так называемые «разумное, доброе, вечное»? На мой взгляд, все гораздо проще: можешь ли ты заставить человека заплакать парой трогательных абзацев или нет?
– Могу! Обязательно могу! К сожалению, писатель общается с читателем через молчаливого посредника – книгу. И ему не дано увидеть очищающие слезы катарсиса…
Фраза так понравилась писателю, что он тут же достал блокнот и, поминутно встряхиваю капризную ручку, подробно все записал.
– Как-то все это слишком сложно и запутанно, – режиссер старался говорить спокойно, но чувствовалось, что обсуждаемая тема волнует его чрезвычайно, причем волнует давно. – Мне зрительный зал нужен. Чтоб все сидели, затаив дыхание, смеялись, если я скажу смеяться, и плакали, если я скажу плакать. Я когда свой первый спектакль ставил в Доме культуры колхоза имени Лопе де Веги, так двух механизаторов и одного зоотехника в медпункт отправили с нервным расстройством – прямо из зала, а доярки целую неделю боялись в темный коровник заходить! Я их знаешь как крутил…
– А что это было? Какой спектакль?
– Новое прочтение «Гамлета»! – с гордостью ответил режиссер. – Я из него натуральный ужастик сделал в стиле Хичкока: с оживающими мертвецами, отрубленными конечностями, черными силуэтами за окном и медленно открывающимися дверями…
– А двери почему открывались?
– Не почему, а для чего!
– Ну для чего?
– Для страха! Причем за дверью никого не оказывалось, – режиссер мечтательно смотрел куда-то внутрь своих воспоминаний, – только пустой черный коридор и редкие мерцающие огоньки!
– Но ведь в «Гамлете», по-моему, ничего подобного не было, – не слишком уверенно возразил писатель. К собственному глубочайшему стыду он не читал великое произведение Шекспира и черпал свои знания