Старик видел и не видел вооруженных людей у обочины. Выгоревшие за годы жизни глаза не останавливали взгляда ни на чем. В ушах отчетливо звучало «Бьется в тесной печурке огонь, на поленьях смола, как слеза…». Он потер с усилием висок, стараясь сбросить наваждение. Откуда-то доносился странный грохот. Он посмотрел на соседа, молодого парня, с наушниками от плеера на ушах. Грохот доносился из его наушников. Парень сидел, удобно откинувшись на спинку кресла и покачивая головой с закрытыми глазами в такт этого грохота. Нога в модном остроносом ботинке слегка притопывала. Старик знал, что этот молодой хлыщ сопровождает прадеда-инвалида, сидевшего через проход. Он снова отвернулся к окну.
Проплыл мимо автобусного окна крутой каменистый слон. Искривленная сосенка торчала метрах в семи над землей из небольшой трещины в камне и казалась такой одинокой в ярком солнечном свете, словно прожектор высвечивающем ее. Старик сосенку уже не видел. В черно-белом мареве вставало прошлое…
Казачья станица в Казахстане раскинулась вдоль черной ленты дороги, поблескивающей лужами и жирной грязью. Стояла ранняя весна. Солнце пригревало и в местах, защищенных от ветра, становилось даже жарко. На открытых местах эта жара не чувствовалась из-за холодных порывов ветра. Снег уже сошел и серая стерня по обочинам дороги торчала жесткой щеткой.
Уходил прочь от села отряд молодых мужиков, одетых кто во что. Заломлены картузы на головах и треплет чубы ветер. Месили грязь сапогами «в гармошку». И залихватски играла гармонь в руках впереди идущего казака. Старались не показывать своей тоски и растерянности молодые казаки. Кто-то оскальзывается, разражаясь незлобивым матерком. Кто-то смеется над товарищем, все же угодившим рукой или коленом в грязь. Идет справа по обочинке молодой лейтенант в широких галифе. Молодцеватый, в ладно сидящей форме. Время от времени он оборачивается назад и покрикивает на казаков:
– Не отставать! Разговорчики! Подтянуться!
С плачем идут за отрядом бабы. Вновь падает на их плечи тяжелая работа на земле. Понимают они, как трудно придется без мужских рук. Плачут горько и время от времени кто-то начинает кричать о своем родимом. Ковыляют старики и старухи, горько вздыхая. Некоторые опираются на палки, оставляющие в грязи глубокие следы. Время от времени слышится стариковское:
– И чаво этим финнам потребовалось у нас?
– Жили бы сябе…
– Ан нет! Земли у них видите ли мало…
Весело бегут слева и справа дети. Некоторые несутся босиком, не обращая внимания на холодную землю. Чувствуется, что такие пробежки им не впервой. С завистью смотрят, забегая вперед, на братьев и отцов подростки. Не понять им пока, что война это не игра. Хвастаются друг перед другом будущими победами отцов и братьев:
– Вот увидишь, мой папка весь в медалях приедет!
Рыжий веснушчатый мальчишка хохочет, тыча пальцем в чернявого пацана:
– Это твой-то? Да он даже стрелять не умеет, не то, что мой!
Включается в разговор крутоплечий подросток, важно обрывая обоих приятелей:
– Помолчал бы! Кто нынче волка в степи убил? Мой брат! Вот он действительно солдат…
Станичники понемногу отстают. Вначале останавливаются старики и старухи. Затем и те, кто помоложе. Глядят вслед уходившему отряду, крестят украдкой в спины. Встают на пригорке подростки и дети, глядя вслед родным. Лишь одна баба продолжает брести за отрядом, прижимая к груди младенца. Рослая баба, красивая, но заплакано ее лицо. Опухли глаза от слез. Неспокойно на сердце женском. Вцепилась в ее широкую цветастую юбку маленькая девочка, часто падавшая и неумолчно хнычущая:
– Мамка, пошли домой! Домой хочу…
Не слышит баба, продолжает шагать следом и часто оборачивается молодой широкоплечий казак, шагавший в первом ряду с краю. Наконец не выдерживает и кричит:
– Акулина, возвращайся! Не рви ты мне душу!
Останавливается от его слов женщина. Горестно глядит вслед отряду. Девчушка сильнее вцепляется грязными ручонками в материнскую юбку. Подняв голову, с испугом смотрит на лицо матери, а то на глазах преображается. Бегут горькие слезы по щекам. Изо рта вырывается и несется над степью крик раненой птицы:
– Вася-я-я!!! Родный мой…
Грузинский дворик. На скамеечке в углу, под вьющейся старой лозой винограда, сидит седой старик в гимнастерке старого образца. Перед ним стол с белоснежной скатертью, заставленный разнообразными холодными закусками. Чего тут только нет! По обе стороны поставлены широкие скамейки. Над головой старика густая тень от виноградных листьев, свисающих с металлической шпалеры.
Из дома доносятся оживленные женские и мужские голоса, говорящие по-грузински. Время от времени кто-то начинает говорить громче и старик во дворе вздрагивает, глядя на дверь в дом. На старенькой выцветшей гимнастерке старика, закрывая