В этом месте своего повествования Верочка вдруг остановилась и взглянула на Владимира.
– Володя, скажи: я уже утомила своим рассказом? Может, мне остановиться на этом?
– Нет, что ты! Мне очень интересно! – запротестовал поручик. – А хочешь, я угадаю, к кому вы обратились? Русское сыскное агентство Стаса на бульваре Нея. Я правильно назвал?
– Правильно… – в голосе женщины звучит некоторая растерянность, она вдруг начинает пристально вглядываться в лицо собеседника. – Скажи мне, Владимир, а ты никогда не носил усы и бороду? Признавайся.
– Носил, признаюсь. А к чему этот вопрос?
– А ты знаешь, когда я вошла к Стасу в кабинет, то на тумбочке увидела фото мужчины с пышной бородой и такими же усами. Его лицо мне показалось знакомым, и я принялась вглядываться, но хозяин тут же спрятал ее в стол. Мне кажется, что он смутился. Теперь я поняла – это был ты!
– Не стану отрицать, возможно, так и было. И что же дальше?
– Дальше? О! Дальше все было очень интересно. Стас взялся за наше безнадежное уже, как нам казалось, дело и довольно быстро раскрутил его в нашу пользу. Хотя не обошлось без осложнений, и первым из них, причем совершенно неожиданным, оказалось поведение Антуана. Мы с Симоном, конечно же, ожидали, что Жерюмо бросится защищать своего ставленника и друга Фронташе, но тот спокойно отнесся к его изгнанию; и, более того, сам сделал довольно неожиданное заявление.
– Если б вы знали, как я вам благодарен за эту выставку, – сказал Антуан во время торжественного обеда, который я устроила по случаю его возвращения в Париж. Мы сидели в старом уютном ресторанчике на улице Марии Медичи неподалеку от Люксембургского сада. Мы – это я, Симон с супругой и только что прилетевший из Лондона Антуан. Мы с Симоном горели желанием поделиться последними новостями, но вначале должны были выслушать рассказ моего мужа о поездке. – Я вам благодарен за то, что, отправив меня в Национальную галерею к импрессионистам, вы открыли мне глаза на мое будущее. Только теперь я внимательно присмотрелся к тому, чем занимался в последние годы. И только теперь я осознал всю глубину моих заблуждений. Я понял, что мое место у мольберта, поэтому на ваш завод я больше ни ногой! И не говорите мне больше о нем ни слова.
Антуан уже много выпил и продолжал в том же духе довольно долго. В нем явно произошла некая глубинная перемена, и Ревиньону вдруг подумалось, что глаза у его крестника открылись не только на трудовую деятельность, а еще на что-то, нечто сокровенное. Но