– Нет…я…конечно я помню вас… Вы подошли так неожиданно, я не думала, что здесь кто-то остался. Все ушли на похороны, – со значительными перерывами во фразах добавила Шейна.
– А почему вы не последовали за всеми? И, кстати, вы еще не ответили на мой первый вопрос, – с едва обозначившейся на лице улыбкой сказал Лебель.
– Простите, – Шейна внимательно посмотрела в глаза стоящего рядом мужчины, – но я, я забыла ваш первый вопрос.
– Не думал, что за такое короткое время можно забыть, о чем шла речь в разговоре, хотя, вполне возможно, под воздействием чувств вы не совсем ясно воспринимали мои слова. Что ж, дам вам вторую попытку: что вы не договариваете?
– А вы думаете, что мне есть, что скрывать? – немного вызывающе произнесла Шейна.
– Полагаю, да. Иначе я не стал бы задавать вам такой вопрос.
– Простите, но мне уже пора идти, а если вы считаете, что я что-то недоговариваю, то это ваша работа узнать – что. Я вам, к сожалению, помочь ничем не могу.
Шейна взяла лежащую рядом с ней небольшую сумочку, встала со скамьи и стремительно вышла, если не сказать выбежала из зала, который все наполнялся и наполнялся с каждой новой минутой свежими дымовыми парами фимиама. Виктор Лебель спокойно вздохнул и сказал самому себе:
– Я узнаю это, поверьте мне Шеннен Демер, узнаю, что вы скрываете. И более того, вы сами обо всем мне расскажете, запомните это.
Глава 14.
Лебель стоял в некоторой отдаленности от основной массы людей, собравшихся за тем, чтобы сопроводить Джоанну Кольстад в последний путь. Его руки были скрещены на груди, глаза плавно пробегали всех присутствующих, подмечая мельчайшие и не представляющие, на взгляд обывателя, никаких сведений, детали.
Шейна изредка поворачивала голову в сторону Лебеля, и, когда их взгляды соприкасались, тотчас оборачивалась назад. По всему было видно, что ей не нравилось, что инспектор изучает ее.
Сивилла Кольстад с легким раздражением на бледном лице равнодушно наблюдала за происходящим. Но как часто за безучастностью скрывается тончайшая отзывчивость души, струна, задетая чьей-то рукой, непременно откликается на это действие гаммой переливчатых звучаний, но люди научились заглушать, или, вовсе подавлять в себе реакцию лютни.
Руперт с неизменной для него претенциозностью и дипломатической сдержанностью тоже не выдавал особых чувств, лишь слегка иногда опуская глаза, будто прячась за веками от взглядов, оброненных на него окружающими людьми. Его невозмутимости и спокойствию можно было найти логическое объяснение, но разве так должен вести себя убитый горем муж?
Секретарь Руперта, Ева Эдели, тоже находилась среди присутствующих. Хотя она была еще довольно молода, но выглядела вне сомнения старше своих лет. Из материалов заведенных полицией дел Виктор Лебель помнил многие подробности, в том числе и даты рождения всех, кто был на той, ставшей роковой для невесты, свадьбе.