на меня. В его взгляде была злоба и боль. Он сказал мне, что пришел проститься один раз и навсегда (он подчеркнул это «навсегда») и не намерен больше ни встречаться со мной, ни разговаривать. Он был очень бледен. У него дрожали руки, дрожал голос. Он сказал, что выдумал предлог, чтобы пораньше уехать в Африку, но, если я прикажу, он не уедет; что мне достаточно одного слова, одного жеста, и он останется. И в экзальтированных рыданиях клялся мне, что его любовь была для него наваждением каждый миг, что он больше не может жить так, и что он готов оставить жену и детей, если я соглашусь бежать с ним. Что он мечтает обо мне. Что он сходит с ума от меня. Что я была его первой и единственной любовью в жизни. Что он испытывал страшные страдания. Он говорил о моём муже со злобой, а о тебе с ревнивой ненавистью. Я уверяла его, что ничего не может быть между мной и им. Он ожесточённо протестовал, говоря, что даже если ничего и не было, я уступлю столь грандиозной любви, столь сильной страсти, которая длится ещё со студенческих времён, потому что я сама ему сказала, и это было известно всем, что я и Руи живём очень плохо, находясь по большей части каждый в своём доме; и после этого начал разговаривать о тебе. Я настаивала, что ничего, ничего не могло быть. И тогда он вынул папку с письмами, на которых я немедленно узнала свой почерк: это было два письма к тебе, перехваченных и выкупленных у моей служанки Эмили, те письма, исчезновение которых нас так заботило. Он начал читать одно из них: это был ужасный компромат! Я была переполнена ненавистью, тысячу раз назвала его предателем, предателем, предателем! Просила его отдать мне эти письма. Он отказал. Сказал, что ни за что не отдаст их мне, но что когда-нибудь в Африке он найдет средство передать их в руки моего мужа, тогда расквитается с Руи за свою неудачную судьбу, за свой несчастливый брак, за моральный ад, в котором он жил.
– О! И тогда я нанесу ему удар в самое сердце! – сказал он.
Я рассмеялась. Какое мне дело до моего мужа! Что он может мне сделать? Ударить меня? Но он далеко! Убить меня? Он на это неспособен, несмотря на всю свою силу. Выгнать меня? У меня было достаточно состояния, чтобы не считаться с ним. Чего бы я хотела, то по правде говоря, только одного: чтобы он никогда меня больше не беспокоил.
Но Арналду, мстительный и спокойный, сказал мне:
– Он будет настаивать на разводе.
Я была к этому готова:
– Это именно то, чего я хочу очень.
– Почему же ты этого не сделала?
– Мне мешали приличия… ложные. Но теперь всё кончено.
– Ты не имеешь права…
– Я не имею права быть счастливой?! Я хочу быть счастлива.
– Руи потребует развода… по причине измены, – сказал Арналду – пристально глядя на меня и медленно проговаривая слова.
– Какая разница! Я хочу только свободы.
– Но Руи заберёт дочь.
– Мою Марию?
– Да.
– Это
