–На фронт мне надо, вы же знаете, – ответил Иван, не поднимая глаз.
–Теперь это будет ещё труднее. Ты показал дурной пример. Что будет, если мы тебе уступим? Другие рабочие с бронью, которым фронт пока заказан, тоже будут завод шантажировать?
–Всё равно… Я хоть через хулиганку – в тюрьму, а потом в штрафбат. Вы простите меня, товарищ секретарь! Не могу ничего с собой поделать. И не хочу!
Липчанский покачал головой и ушёл, напоследок что-то тихо сказав Старкову. Тот удивлённо кивнул, подождал, пока секретарь скроется за дверями цеха и быстро подошёл к Ивану.
–Ладно, посмотрим, что будет. Ты вот что, Савкин, концерт пока прекращай! Липчанский по поводу тебя решил после смены собрать партком завода. Не нужно, чтобы они тебя, и правда, считали вредителем. Принимай машины как обычно, а дело твоё вечером так или иначе решится. Хорошо, что директор завода болен – он бы тебя не помиловал. А Липчанский – человек понимающий.
И Иван послушался старого рабочего. За день, стараясь изо всех сил, он успел пропустить через площадку ОТК все назначенные к осмотру машины, в том числе вернул из отбраковки те, которые проверял утром. Но всё равно, разнос, который ему устроили на парткоме, был жёсткий и нелицеприятный. Все говорили о нём на повышенных тонах. Его обвинили в непонимании текущего момента, в мягкотелости и эгоизме, угрожали, что с таким отношением его никогда не примут в партию. Все хотят на фронт, а ты вот здесь, где нужно, поработай!
Были и такие, кто предлагал, чтобы другим неповадно было, посадить Ивана за умышленный саботаж. Особенно негодовали старинные приятели Старкова – мастер сборочного участка верзила Пальчиков и юркий бригадир слесарного участка Халилов. Пальчиков напирал на политическую незрелость комсомольца Савкина и предлагал поставить соответствующий вопрос в Комитете Комсомола завода; а Халилов, сверкая чёрными глазами, даже произнёс слово «вредительство».
Иван молча сидел у стены и смиренно слушал, как его обсуждают сидящие вокруг широкого стола члена парткома. Его не спрашивали ни о чём, никто на него даже не смотрел – все обсуждали проблему, а не человека. Иван понимал, что этими людьми движет искреннее беспокойство о делах завода, о военном плане, о сплочённости коллектива. Но всё же ему было немного обидно, что он для них теперь был лишь смутьяном, проявившим неуважение к заводу и к своим товарищам.
Только Старков, инициировавший вопрос по Ивану, теперь словно старался его выгородить. Да, Савкин, не прав, говорил Старков, но его можно простить – не со зла ведь всё это он устроил. А план он сегодняшний уже закрыл – все машины после полного осмотра через площадку пропустил, и утренние тоже. В ответ некоторые члены парткома обвинили самого Старкова в мягкотелости.
Тогда Липчанский прервал обсуждение и взял слово. Неожиданно для всех он повёл речь не о конкретном проступке Ивана, а о войне. Голос его теперь стал тише,