Мушкетёры молчали, слышно было только, как всхрапывают и нетерпеливо прядут ушами кони.
– Отлично, – сказал д’Артаньян. – Тогда вот ещё что… Неважно, где мы будем останавливаться на ночлег – на постоялых дворах или в деревнях, – но я заранее предупреждаю: никакого пьянства без меры или скотского отношения к прислуге, а особенно – к женщинам.
– А если они сами… того? Захотят, одним словом? – с глуповатой миной поинтересовался де Лон, явно в надежде повеселить приятелей.
Лейтенант медленно развернул в его сторону коня.
– Скажите-ка мне, любезный шевалье де Лон, – скривил губы в уничижительной улыбке, – где, собственно говоря, вы служите? В каких-нибудь кондотьерах или элитных войсках его величества? Вы считаете возможным уронить честь мундира только оттого, что не в состоянии держать застёгнутыми свои штаны?
Солдаты, даже те, кто в душе придерживался позиции де Лона, засмеялись невольно.
– Да ладно вам… – начал было по своему обыкновению де Ранкунь, а д’Артаньян обернулся к нему резко, и Жак увидел, как на скулах гасконца вздулись желваки.
– Молчите! – впервые в голосе командира зазвучала открытая угроза. – Я знаю, что вы скажете мне! Что дворянин не обязан придерживаться понятий о чести, когда речь заходит о простолюдинах. Так вот, сударь, у вас были дурные учителя. Однако не мне перевоспитывать вас. Вы, конечно, можете остаться при своём мнении, но пока вы находитесь под моим командованием, то будете вести себя так, как того требую я! Что непонятного в моих словах?
– Всё понятно, – беарнец, как того и следовало ожидать, попытался дать задний ход, однако д’Артаньян не позволил ему уйти от ответа.
– Отвечайте по уставу! – сказал он ледяным голосом. – Или на этот раз моя докладная относительно вашего поведения ляжет на стол не Тревиля, а короля. Слово дворянина!
– Ух, и достанется де Ранкуню! – сказал тихонько де Террид, по-видимому, нимало не обидевшись на Жака за резкий ответ в конце их разговора. – Лейтенант теперь глаз с него не спустит. Так что можете считать себя отмщённым.
– Бросьте, сударь! – Жак взглянул на него с досадой и даже слушать не стал, что отвечает гасконцу багровый от унижения де Ранкунь. – Такое впечатление, что вы задались целью вывести меня из себя сегодня! Неужели вы считаете, что д’Артаньяном в данном случае движет мелочная злопамятность? Как по мне, так он прав совершено.
А потом добавил, всё-таки не сдержавшись:
– А что до меня… разве вы не видите, что моя персона раздражает нашего командира, кажется, не меньше, чем персона де Ранкуня? По-моему, у него и так было достаточно неприятностей из-за той нашей глупой стычки.
– Пожалуй, соглашусь с вами, – кадет кивнул. – Хотя… хотел бы я взглянуть на человека, который сумеет вызвать у д’Артаньяна настоящее чувство. Неважно, какое – любовь, ненависть или страх, – но должен же хоть кто-то когда-нибудь растопить этот лёд?
Я